– Ты мой прекрасный муж.
– Перестань.
– Джереми, – сказала она, – ты не должен затворничать. Тебе нужно выбираться из дома. Прошло уже шесть месяцев, а ты полностью отрезал себя от мира. Эти люди безопасны, понимаешь? Они не станут тебя осуждать. Они мои друзья, и я хочу, чтобы они были и твоими друзьями.
– Они будут пялиться на меня и думать: вон тот самый парень, который оставил приятелей умирать на горе.
– Ты жив, – резко сказала Тара и повернула его голову так, что ему пришлось посмотреть ей в глаза. – Ты жив, потому что ты уехал. У меня все еще есть муж, потому что ты уехал. Так что мне, в общем, без разницы, что там другие считают.
Она замолчала, глубоко вздохнула и отпустила его.
– И не все о тебе плохо думают. Иногда нужно доверять людям, Джереми. Иногда они такие, какими себя показывают.
Джереми кивнул, пристыженный. Он знал, что Тара права. Он месяцами скрывался дома. Нужно было положить этому конец.
Она коснулась его щеки и улыбнулась:
– Хорошо?
– Угу. Хорошо.
Тара поднялась и вернулась в ванную, а Джереми откинулся на кровать.
– Хорошо, – повторил он.
– К тому же, – довольно крикнула она, – не забывай о Тиме! Кто-то должен усмирить это чудовище!
Неожиданный охотничий жар прокатился по его телу. Он забыл о Тиме.
– Ах да, – сказал Джереми, садясь. Он стал смотреть, как она одевается – ее тело сияло от воды и света – и почувствовал, как внутри шевелится что-то вроде надежды.
Дом оказался больше, чем ожидал Джереми. Он стоял в престижном районе, где каждое жилище могло похвастаться как минимум двумя этажами и подвалом. Крыльцо исходило светом, как упавшая звезда, соседние дома были увешаны цветными рождественскими лампочками.
– Иисусе, – сказал Джереми, сворачивая на стоянку, уже полную машин. – Донни живет