Я снова вспоминаю то, что видела его и Харпер в тату-салоне, но опять же – никаких улик. Она чувствовала себя непринужденно, орудовала иглой умело. Поскольку я морщусь, даже налепляя пластырь, мне и в голову не приходило, что кто-то может сам себе сделать наколку. А он предоставил ей свободу действий.

Наверняка хоть какую-то часть рисунков ей делал он. Поскольку она несовершеннолетняя, по закону штата за это полагается штраф в сто долларов или заключение вплоть до трех месяцев. Но опять-таки, если мистер Малони любитель делать тату школьницам, это в его деле не отразилось.

Надо спросить у мамы Харпер, что та знает насчет убежища своей дочери. Однако картина, которую я вижу у дома ведьмы, меня потрясает. Сара Фенн похожа на собственную тень.

Она плетется к кухонному столу и плюхается на стул. Правая рука у нее перебинтована от запястья до локтя – раньше этого не было. Она вдруг кажется мне очень маленькой, когда садится так, уперев локти о стол. Словно она – ребенок, а жизнь – это завтрак, который ее заставляют съесть.

Кто-то может позаботиться об этой женщине? Не могу себе представить, каково это, когда весь твой город на тебя ополчился. Из трех женщин, которые ей были ближе всего, одна сейчас пытается ее уничтожить, а еще одна – Джулия Гарсия – в лучшем случае не определилась. А Перелли-Ли по-прежнему на ее стороне? По крайней мере, Пьер Мартино – точно да. Я мысленно делаю заметку, что надо попросить его к ней заглянуть.

А потом я мягко ее расспрашиваю. Насколько хорошо Сара знает, куда ее дочь направляется из Санктуарий и кто ее друзья там?

Ответ, как это ни досадно, почти никакой. Фенн предоставляет дочери немалую свободу и доверяет ей. Оказывается, у ведьм так принято растить детей. Мне любопытно, каково ей чувствовать, что дочь такого же доверия ей не оказывает. Не делится подробностями своей жизни в Грин-пойнт и даже (если Харпер меня не обманула) не рассказала ей об изнасиловании.

– Я не смогла передать ей магию, – грустно говорит Фенн, – но я могу не мешать ей разобраться с тем, кто она, если уж она не ведьма. Я думала, расти с даром трудно – с тем, как люди к тебе относятся. Но оказалось, что расти без него еще труднее. Я проявляю к своей дочери уважение, агент – и делаю это, давая ей свободу.

Я подавляю желание сказать ей, что ее дочь нашла такое место, где она своя, но тут моя рация трещит – и я виновато радуюсь, что мне помешали.

– Мэм, – говорит Честер с обычной официальностью, – вы не могли бы заехать в школу? Тут кое-что довольно интересное.

Я рада закрыть за собой дверь ведьминого дома.