Я едва могу шевелить пальцами под лентой. Но я не переставала ими работать, растягивая изоленту, с того момента, как нас вывели из камеры. Я старалась на ходу зацепить ими стены и дверные проемы, делая вид, что мне трудно устоять на ногах в кандалах. Пока все смотрят, как Эбигейл встает с места, чтобы идти выступать, получив микрофон от Майкла, я стараюсь изогнуть пальцы в знакомом жесте умиротворения. Если мне удастся воздействовать на охранника, который держит меня под прицелом, то можно будет попробовать более смелое движение, более сильные чары…

И тут в центре стадиона раздается оглушительный рев.

Только это не человеческие голоса – это жадное пламя. Помост охвачен огнем.

Они что – решили, что повешение будет недостаточно картинным, и хотят нас отправить на костер? Я вспоминаю слова, которые Мэри-Энн бросила мне на улице: что мы будем гореть сейчас, а потом будем гореть в аду. И Эбигейл сказала Харпер, что она заслужила не петлю, а костер.

Я бросаю взгляд на дочь. Мне невыносима мысль о ее страхе. Однако она смотрет на огонь с открытым интересом. В ее светлых газах пляшет отраженное пламя – и у меня такое чувство, будто я уже ее потеряла. Мою полную тайн дочь.

Высоко в небе что-то стучит. Над стадионом появляется вертолет. Мое сердце снова ускоряет ритм – мне казалось, что настолько быстро оно просто не может биться. Это спасение? Спецназ спустится по тросам и унесет нас с Харпер к безопасности?

Тут вертолет кренится – и я вижу у него на боку логотип новостного канала. Они здесь, чтобы смотреть!

Теперь горожане уже аплодируют и восторженно кричат. Череда обвинений и признаний разожгла им кровь, а присутствие в небе зрителей возбуждает. На трибунах многие вскочили на ноги. «Пра-вый суд! Пра-вый суд!» – скандируют они. Ряды со спартанцами размахивают флагами и плакатами «#ПравосудиезаДэниела».

Почему Эбигейл не хочет говорить с того места, где остановилась? Мне хочется, чтобы она поскорее начала, чтобы все это закончилось – так или иначе. Вместо этого она завороженно застыла на месте.

В нарастающем хаосе стерегущие нас с Харпер полисмены решаются время от времени оглядываться, пытаясь понять, что происходит. У меня появился шанс. Всего один шанс.

Тут из громкоговорителей по всему стадиону вырывается вой, усиливаясь до леденящей адской пронзительности. Я никогда ничего похожего не слышала… вернее, не слышала с того вечера, когда Эбигейл прижала к себе труп двенадцатилетнего Дэна после того как Майкл отпустил руку сына, не найдя пульса.

Эбигейл продолжает смотреть на горящую сцену – и вой рвется из ее горла. Ее палец указывает вперед, на пламя.