Я попрощалась с Честером еще вчера, в нашем любимом унылом «Старбаксе», так что кто бы это ни был, я их видеть не желаю.
Пока низкий голос не произносит:
– Я знаю, что вы здесь, агент Мэгги.
…и я решаю, что все-таки желаю.
– Вернулся за толстовкой, которую одалживал, – говорит Пьер, когда я открываю дверь. – И только, клянусь.
– Потеряла. Извини.
– Не страшно, – он ухмыляется, но тут же снова становится серьезным. – Они уехали?
– Да.
– Знаете, куда?
– Не знаю. Не спрашивала. Не хочу знать.
Пьер качает головой:
– Логично. Послушайте, я должен извиниться. Тот наш последний разговор на стадионе… Я испугался за мою девочку, когда она начала все это говорить. Знаете, она довольно бестолковая и не думает и половины того, что у нее слетает с языка. Я говорил со злости, и мне стыдно.
Я отмахиваюсь.
– Не за что извиняться. Можете мне поверить: за время моей работы я насмотрелась на родителей, которые волнуются за своих детей.
– Еще бы. Но это не все. Иззи попросила меня сказать… то, о чем вы спрашивали? Рисунки? Она потом поняла, о чем вы. Это эскизы к тату. Она уже давно на них зациклилась, выпрашивает у мамы и у меня разрешения сделать хотя бы одну. Ага, щас! – он закатывает глаза. – Те рисунки: это татуировки Харпер. Она всегда показывает моей малышке свои новые.
Я замираю со стопкой одежды в руках. А потом продолжаю паковать вещи под разговор Пьера.
– Она сама себе их делает, можете себе представить! Иззи умоляла ее сделать и ей, но Харпер отказалась. Она хорошая девочка, и я очень благодарен вам за то, что они с Сарой вырвались. Мне еще никогда не хотелось обнять копа, но… Можно?
Я киваю и поворачиваюсь, чтобы оказаться у него в объятиях. Прижимаясь к крепкому телу Пьера, я ощущаю запах пота и дыма со стадиона, который все еще остался на нем. Он меня привлекает, этот сильный порядочный мужчина, и при других обстоятельствах я сейчас повела бы себя смело. Вот только в голове у меня крутится образ – еще более нечеткий, чем дым. Меняется и пульсирует.
Рисунок в ежедневнике школьницы.
Тату на коже девушки.