Светлый фон

Время перестало существовать. Мир, все проявления реальности.

Я остолбенела, не в силах пошевелиться, как будто находилась в другом измерении. Постепенно до меня стало доходить, что именно я спровоцировала. Это ошибка. Не нужно было сюда приезжать. Что сейчас будет?

что

Что я натворила?

Что я натворила?

Дрожа, я отправилась обратно к машине, поискала ключи.

В то время как мои пальцы шарили в кармане куртки, я почувствовала что-то неладное. Пошарила в другом кармане. Пусто. Ключи лежали во внутреннем кармане.

Кошелька не было.

 

В камеру через окошко проник солнечный свет. Значит, наступило утро. Я здесь уже третий день. Прошлую ночь не сомкнула глаз. Лежала и слушала собственное дыхание.

Чувствую себя больной и слабой, но напряжение постепенно спадает. Я успокаиваюсь. Петер Вандам мертв. Его убили. Что же произошло? Кто это сделал? Как? Ничего не знаю. Брюно завелся, и Мишель был… в бешенстве.

Не нужно было ничего им рассказывать. Или следовало поехать вместе с ними, не дать им уехать одним? Тогда, возможно, все вышло бы по-другому. Что можно было сделать, чтобы предотвратить то, что случилось?

Сажусь, обнимаю руками колени и концентрируюсь на прямоугольном окне, граничащем с потолком. Солнца и тепла здесь не чувствуется, но видно длинное пятно, которое освещает часть камеры и кровать.

Кошелек, мой кошелек… Вчера мне задавали много вопросов, следователь и переводчик выпытывали подробности, как будто это было так важно. Улика. Они обыскали комнату Мишеля и нашли там мой кошелек? Кто у них на подозрении? Может быть, они думают, что я помогала? Что они знают? Что им удалось выяснить?

Если обыскивали комнату Мишеля, то уж дом Петера наверняка перевернули вверх дном. Его бумаги, компьютер, мобильный телефон…

Я провожу руками по волосам и ощущаю, как они спутались.

Полицейские нашли фотографию. Ту самую, где я с Мишелем. Вот и ниточка. Мой кошелек у Мишеля дома и наша фотография — интересный сюжет! — на мобильном телефоне Петера.

Но почему они ничего не спрашивают о Мишеле? Вообще ничего? Не ошиблась ли я, когда той первой ночью слышала его крик «Dis rien!»? «Ничего не говори!» Я могла поклясться, что это был голос Мишеля, но теперь совершенно ни в чем не уверена.

Я боюсь.

Жизнь кончена. Я соучастница убийства. Эрик узнает, что я ему изменяла. Или уже узнал.