Расставив еду, я даю ей добрых десять минут, прежде чем решаю притащить ее сюда. Словно зная, что она испытывает мое терпение, она идет по коридору с хмурым выражением лица, бормоча себе под нос. Я победно ухмыляюсь.

Она делает это слишком легко.

— Есть причина, по которой ты заставляешь нас ужинать вместе?

Я сажусь напротив нее с самодовольной улыбкой на лице.

— На самом деле, есть.

Когда я больше ничего не говорю, она приподнимает бровь.

— Ты собираешься вдаваться в подробности?

— Завтра утром мы вылетаем в Нью-Йорк. В пятницу гала-концерт ЮНИСЕФ. Кроме того, у меня есть кое-какие дела, которые я должен уладить, пока буду там.

— Завтра утром? — она повторяет, широко раскрыв глаза. — У меня даже не было времени собрать вещи или сообщить...

Она обрывает фразу на полуслове, понимая, что чуть не проговорилась. Мои глаза сужаются в тонкие щелочки.

— Кому сообщить? — я приподнимаю бровь, вызывая ее закончить эту фразу.

— Забудь, — фыркает она. — Хотя было бы неплохо предупредить, когда мы улетаем. Ты не можешь просто щелкнуть пальцами и ожидать, что я подпрыгну.

— Ты ведь поэтому здесь, не так ли? И разве не этим я сейчас и занимаюсь, предупреждая тебя?

Она роняет вилку, и та оглушительно стучит по тарелке.

— Ты активно пытаешься разозлить меня, потому что это я и испытываю.

Я смеюсь.

— Может быть.

— Зачем?

Я наклоняюсь вперед, наслаждаясь тем, как вспыхивают ее глаза, когда я это делаю.

— За тем, что, наблюдая, как ты злишься, мой член становится твердым, как камень.