Поджав губы, Кэрол готова была взорваться от злости и обиды, когда он остановил машину — которую, кстати, Кэрол видела впервые в жизни — и не сдвинулась с места, когда он вышел. Обойдя машину, он открыл с ее стороны дверь и протянул ей руку. Девушка продолжала сидеть, упрямо скрестив на груди руки и упершись взглядом в лобовое стекло, всем своим видом демонстрируя протест и недовольство его очередным вмешательством в ее дела, в ее жизнь, о котором его никто не только не просил, но и наоборот, просили избавить от его чрезмерной заботы.

Он постоял, положив руки на крышу и дверь, подождал, а затем с лукавой усмешкой поинтересовался:

— Как я понимаю, ты хочешь ночевать в машине?

— Да, если ты намерен сам остаться там, куда хочешь меня отвести, — резко ответила Кэрол.

Он озадачено потер пальцем гладко выбритый подбородок и вздохнул.

— Я уйду, если ты так захочешь.

— Да, я так хочу.

— Хорошо. Пойдем, я провожу тебя, покажу квартиру, вручу сюрприз и уйду… раз тебе так невыносимо мое присутствие.

— Представь себе.

— Все еще злишься на меня? — горько спросил он.

Кэрол прожгла его красноречивым взглядом, стараясь, чтобы в нем отразилось как можно больше неприязни и обиды. Он отступил назад, позволяя ей выйти.

— Что ж, хоть разговаривать со мной стала — это уже прогресс, — удрученно сказал он с таким несчастным видом, который бы тронул кого угодно, но только не ее. Коварный притвора, уж она-то знала о его таланте «находить подход к женщинам» и растоплять их сердца. А при свете комнаты ей еще предстоит любоваться его прекрасными невинными глазами, способными превращать самых умных женщин в обыкновенных дурочек и идти у него на поводу послушными наивными собачонками. Сама Кэрол не раз бывала в этой же роли, не говоря уже о Куртни. Оставалось только удивляться, как ему удавалось из своих хитрющих лисьих глаз строить такие искренне невинные и ангельские, которые могли ввести в заблуждение кого угодно, даже тех, кто знал его, как облупленного и понимали, что ничего невинного, а тем более, ангельского в нем отродясь не было и никогда не будет. Но на этот раз она была полна решимости проявить твердость и не верить в его блестевшие затаенными слезами глаза, полные раскаяния и смирения, не верить несчастному страдальческому виду и умоляющему о примирении взгляду, даже если во всем этом будет доля искренности. Конечно, его огорчает ее поведение, в это она верила, могла поверить даже в то, что он на самом деле страдает, но все равно запретила себе обращать на это внимание.

Выйдя из машины, она выпрямилась перед ним и вызывающе посмотрела прямо в глаза.