Дом оказался что надо — зеленый сайдинг, белые ставни, ухоженный дворик. Именно такой дом виделся Дачесс в мечтах.

На калитке — собственный почтовый ящик с надписью: «Лейтоны». Солнце село, дивное небо Вайоминга с надеждой раскрыло Дачесс свои объятия. Она пошла по улице, заглядывая за соседские заборы, отмечая: да, с соседями порядок, у них дети, а у тех велики, бейсбольные биты, мячи.

Когда совсем стемнело, Дачесс вернулась к дому Лейтонов, перелезла через изгородь. Во дворе — игровой комплекс с качелями, принадлежности для барбекю, домик для насекомых.

Она долго стояла не шевелясь — пока бессчетные звезды не возвестили о том, что ночь полностью созрела.

Дачесс поднялась на крыльцо и приникла к оконному стеклу. В доме горел свет, и ей предстала идиллическая картина: Люси помогает Робину с домашним заданием, Питер только что приготовил ужин, накрыл на стол, зовет жену и сына. Вот они расселись, телевизор включен, но звук на минимуме. Джет у Робинова стула, глядит в рот маленькому хозяину.

Робин съел всё без остатка.

Дачесс досмотрела сцену до той минуты, когда Питер чмокнул Робина в темечко, а Люси взяла его за ручку и, прихватив книжку, повела по лестнице наверх — укладываться.

Будет ли Робин помнить об испытаниях, что выпали им с Дачесс? Велик шанс, что нет, не будет; что его память не сохранит ни единого эпизода. Робин еще малыш; пластично не только его будущее, но и прошлое. Ему принадлежит весь мир. Он — принц, и всегда был принцем; Дачесс наконец-то поняла, что это означает.

Нет, Дачесс не из тех, которые ревут по всякому поводу. Но сейчас можно, нужно было открыть шлюз — и она его открыла.

Дачесс оплакивала все, что утратила; рыдала по всему, что обрел Робин.

А когда слезы иссякли, она приложила к стеклу ладонь и шепнула брату: «Прощай».

49

49

Несколько суток Дачесс не выходила из комнаты.

Долли беспокоилась, однако следовала своему чутью — не навязывалась. Дачесс нужно было время и личное пространство. Долли оставляла еду под дверью, а заглянула только раз — узнать, сама будет Дачесс нынче обихаживать серую или ей помочь. Дачесс сидела за письменным столом, из окна лился свет, маленькая рука сжимала карандаш.

В понедельник Дачесс вместе с Томасом Ноублом пошла в школу.

— Ну как — закончила проект? — спросил Томас.

— Да.

Ребята, не связанные какой-то определенной темой, один за другим выходили к доске и рассказывали — кто о президенте Джефферсоне, кто о футболе, кто о собственных летних каникулах, кто о том, как выследить белохвостого оленя.

Вызвали Дачесс. Она повесила на доску большой лист бумаги и застыла вполоборота к классу — волнение готово прорваться, руки глубоко в карманах — возле своего фамильного древа, ни одна ветвь которого больше не изгибалась вопросительным знаком.