Я сделал глубокий вздох. Дальше шли очень важные и сильные слова, которые я как раз-таки и слышал в другой песне.

— Нас так часто выбирают, словно кастинг в фильме, — именно эти слова мне напоминали одну из песен Басты. И эти слова были невероятно важны и описывали весь наш мир. Ведь это была правда! Нас, и правда, так выбирают, а это неправильно! Так не должно быть! — Непохожи на других, и значит сразу фрики, — и так не должно быть. Все люди разные и индивидуальны. Мы не должны быть похожи друг на друга. Похожими быть плохо, а вот разными быть очень круто! — Нас так часто видят так, как им внушили фильтры.

Но мы те, кто есть внутри, без этой лишней пыли.

Так много взглядов ловили, как прокаженные в Риме,

Надеясь на перемирие, ведь мы давно нелюдимы.

Корабль не плывет, если объявлен штиль.

И звери не едят зверей на водопоев мир!

Дальше шёл припев, который я успешно пропел. Пропев песню до конца и закончив играть, я вновь сделал глубокий вздох. Раньше я никогда не вникал в слова песен и в их смысл. А теперь делал это всегда, и от этого всё становилось проще. Даже песни становились другими. Многие песни отражали наши реалии. И я хотел писать песни так же, как эти певцы. Но мне до сих пор до них было очень далеко! Но надо было просто продолжать работать. Они наверно тоже долго тренировались, чтобы написать подобные песни. Так что сдаваться мне точно было нельзя!

А сейчас мне надо было отложить в сторону гитару и пойти кушать, чтобы папа не переживал за меня. И именно это я сделал. Я быстро дошёл до лестницы, но на ней остановился. Я в который раз вздохнул, набираясь сил. Впереди меня ждали мучительные разговоры с папой и его многочисленные вопросы о том, как у меня дела и почему у меня такая тяжёлая и грустная музыка, и надо было быть к этому готовым и не сорваться на папу из-за какой-то ерунды, ведь он как всегда хочет как лучше. Он беспокоится за меня и его интересует вся моя жизнь. Он просто до сих пор не хочет принимать тот факт, что мы с папой теперь совершенно разные люди. И папу можно было понять. Для него почти ничего не изменилось, а для меня теперь изменилось всё. Я сам стал другим, но папа будто бы это не видел или не хотел в это верить. В любом случае даже если он это замечал, общаться со мной он продолжал как прежде. Точнее он очень пытался общаться со мной как прежде, и его общение в основном мучило меня.

Я последнее время мог спокойно общаться только с Димой и общения с ним мне вполне хватало. Мы с ним были похожи, и только он меня понимал. Папа меня точно понять не мог. Но, не смотря на то, что мне хватало общения с Димой, общения с папой было не избежать. Понятное дело, что ему тоже хотелось общаться со мной, как мне хотелось общаться с Димой. Ведь я всё ещё был его сыном, а родители всегда жаждут общения со своими детьми. Конечно, обычно и дети жаждут общения со своими родителями, но я больше особо его не жаждал. Мне лишь иногда хотелось чем-то поделиться с папой и поговорить с ним. В основном это было тогда, когда у нас с Димой происходило что-то интересное, и я был готов рассказать это папе. Но сегодня точно был не этот день. Я прождал около минуты и начал спускаться вниз, достаточно готовый к разговору с папой.