А если нет?

Как можно верить этой женщине, якобы врачу, готовой скорее забрать чью-то жизнь, чем спасти ее? Откуда нам знать, что данное заявление не часть плана, призванного подтолкнуть нас к гибели?

По лицу Ганга струится пот, впитываясь в воротник. Он часто дышит, раскачиваясь с мысков на пятки, но меня он не волнует – Ганг рухнет, едва его толкнут. Позади него, у входа в бизнес-класс, твердо стоит на ногах Замбези, а в другой части салона внимательно наблюдает за всем Нигер. Мышцы у него напряжены. Нигер сверлит меня взглядом, и я понимаю, что он начнет действовать, как только мы двинемся вперед, но этому можно помешать. Это я учла в своем плане. Эти люди стоят между мной и Софией так зримо, будто я вижу ее за их спинами, и в моем стремлении к ней ничто меня не остановит. Одиннадцать лет назад я совершила ужасную ошибку и с тех пор живу, нося ее в себе. Мне не следовало бы тут находиться, но я здесь, и придется за это рассчитываться.

– Что она вам сказала? – спрашиваю я Ганга, от которого наверняка услышу ответ.

– Лишь то, что нам положено знать, – уклончиво произносит он, как Адам, когда заявляется домой через несколько часов после окончания дежурства, объясняя, что встречался с приятелем, попал в пробку или устранял неполадки в машине. Мне известно, что такое вранье, и я всегда чувствую его.

– Миссури сказала нам, что самолет останется в воздухе до тех пор, пока правительство Соединенного Королевства не примет ваши требования или пока у нас не закончится топливо. Если так, вы бы знали, что есть шанс не погибнуть, но это совсем не то, о чем сейчас написано на ваших лицах. Вы никогда не думали, что погибнете, так ведь?

Ганг молчит. Глаза его лихорадочно мечутся по сторонам, рот двигается, будто он жует жвачку. Интересно, сколько истребителей поднято, откроют ли они огонь одновременно, как расстрельные команды, или же кому-то одному придется жить с осознанием того, что он сбил самолет? Как это все произойдет: быстро или нет? Лучше это или хуже, чем врубиться в огромное здание? Я представляю кружащееся вокруг меня небо, панику, когда резко начнет падать высота. Вот только это не плоды моего воображения, а воспоминания и…

Я осаживаю себя. Перестань. Думай о настоящем, о том, что здесь и сейчас.

На борту сотни пассажиров. С полдюжины угонщиков. У нас может получиться.

И все же.

Большинство пассажиров по-прежнему сидит, сгорбившись в своих креслах, обнимая близких и лихорадочно строча сообщения домой. Могу ли я рассчитывать на их сплоченность и помощь, когда они нам понадобятся? Вспоминаю Кармелу, жизнь которой оборвали самым жестоким образом. Взрывчатка – не единственное орудие убийства.