— Кажется, сорок, — отвечает он.
— Кайл, — я сглатываю, — ты будешь мне помогать? Положа руку на сердце, признаюсь: мой предел — две бутылки. Дальше я буду просто блевать.
— Солнышко, — смеется Кайл, — сегодня и только сегодня мы станем безумствовать вместе. А то, что не сможем допить, отправим в клуб.
На краткий миг мне становится не по себе. Даже боюсь представить, в какую сумму обошелся Кайлу этот вечер, но понимаю — она наверняка астрономическая.
Я гоню чувство тревоги прочь и беру в руки свой первый за этот день бокал шампанского:
— До дна!
— Твое здоровье.
— И твое.
Мы чокаемся.
Так начинается наш вечер.
На исходе четвертого часа Кайл по-прежнему полон сил. Он стоит на мягком красном диване в носках, в не заправленной в брюки рубашке и танцует под
А я, в свою очередь, напиваюсь, и на меня нападает слезливая сентиментальность. Как говорится, благими намерениями…
В какой-то момент до Кайла доходит, что, пока он выплясывает как дурачок на вечеринке золотой молодежи, я целенаправленно решила по-тихому надраться.
— Поехали-ка домой, ирландочка, — говорит он, трезвея.
Я вздрагиваю. Именно так, ирландочкой, меня называл Дэнни.
Пока мы идем через отель, Кайл, настаивая, что нам обоим нужно выпить побольше воды и проветриться, приобнимает меня за талию, с одной стороны в знак моральной поддержки, а с другой — чтобы я не упала.
— Сама не понимаю, что со мной, — икаю я. — Это ж лучший вечер в моей жизни.
— Просто день сегодня такой, — отвечает Кайл.
Естественно, он прав. Уже перевалило за полночь. Значит, теперь официально можно сказать, что с момента гибели Дэнни прошел год. Первая годовщина.