— Бад по своим каналам отыскал машину, которая была у твоего дома в тот вечер, — поясняет Карла. — Нашел водителя и расколол его — не знаю как. Водитель работал на Генри Хоули.

— Ну и?..

— Потом Бен получил ордер на допуск в поместье Хоули, — продолжает Карла.

— На каком основании?

— Лекарства. Лана Хоули нелегально покупала лекарства, которые продаются только по рецепту.

— Что?

— Ага, — кивает Карла. — Такого хука слева Хоули-старший не ожидал. Само собой, он попытался воспротивиться, но времени для маневра у него не было. Бен изъял записи с камер безопасности. Он просмотрел их прежде, чем юристы Хоули затребовали их назад. На записях был Кайл. По идее, записи должны были стереть, но, видимо, Хоули-старший решил, что его поместье неприступно и ему нечего опасаться.

— Хочешь сказать, что Кайл все это время прятался там? — я бледнею при мысли, что, пока я сидела в тюрьме, Кайл скрывался в Истхэмптоне.

— Нет, но в тот вечер, после того как ты его отделала, он отправился к отцу. Камеры зафиксировали, как отец обрабатывает его раны. На записях стоят дата и время. Ну а теперь у нас еще есть и водитель, который готов под присягой показать, что в тот вечер отвез Кайла обратно в поместье. Да, ему щедро заплатили, но если он не даст показания, потеряет гораздо больше.

Я слышу, как за моей спиной медленно встает Глория.

— И… и что теперь? — у меня перехватывает дыхание.

— Теперь судье ничего не остается, кроме как объявить о прекращении процесса за отсутствием состава преступления, — отвечает Карла. — Кайл жив и ушел из твоей квартиры на своих двоих.

На этот раз, когда ноги отказываются мне повиноваться, волноваться не о чем. Рядом со мной две сильные женщины — они меня поддержат.

* * *

Я всё решила еще до ареста.

Я обожаю Лонг-Айленд. Души не чаю в Нью-Йорке и своих друзьях.

Но я дала себе клятву — если выберусь из этой переделки, вернусь домой.

Работы в Ирландии у меня нет. И жить толком негде, так что на первое время поселюсь у Тани.

Я так и не перемолвилась даже словом ни с одним из родственников Лорин, но мне передали коротенькую записку от ее мамы, в которой женщина благодарила меня, что моими стараниями все узнали правду. Мать Лорин писала, что для нее особенно ценны мои усилия, поскольку на мне лежало бремя трагедии, приключившейся с моей сестрой. Записку примерно такого же содержания я получаю и от Элли Саммерс — она вернулась в Гарвард и собирается там преподавать. Элли пишет, что будет считать прожитые вне стен университета годы затяжным отпуском за свой счёт.

Я сижу в одном из терминалов аэропорта имени Кеннеди и жду, когда объявят посадку на мой рейс.