— Мария, наверно, обижается, что не высылаю вам дарственную? — застенчиво сказал он, переводя разговор на другую тему.

— Может, выйдем прогуляемся? — Я выразительно кивнул на те места, где обычно устанавливают «жучки».

— Меня не подслушивают! — сказал он почему-то громче обычного. — Так что можешь говорить прямо и в открытую! Я сказал им, что следует произвести там же новый ядерный взрыв, чтобы испытать нашу мэрию на прочность. Когда? Я сам не знаю. Пусть заложат в шахту заряды и будут ждать сигнала. Только пусть наше правительство Края все время голосует или единогласно, или на свежем воздухе, для чистоты эксперимента. Так и передай им. А Рома, между прочим, по моим сведениям, собирался сегодня на твой концерт. Из редакции он вернется полпятого, а после концерта — снова в редакцию доводить новую разоблачительную статью насчет порядков в нашем любимом Крае. Если желаешь переговорить с ним, запиши, как доехать, — сказал он после паузы, выразительно глядя в сторону.

— А вы не хотите с ним пообщаться, как прежде? — спросил я. — Когда-то у вас это получалось. Поговорите, поругаетесь, немного разрядитесь…

— Нет, не хочу. У меня нет никакого желания говорить с этим человеком, после того как он посмел оклеветать тебя, моего самого близкого друга! И хватит о нем! Для меня он больше не существует.

— Но статьи его существуют! — сказал я.

— Потому что он, объективно говоря, их пишет… Пока может писать. — Он вскользь посмотрел на меня и снова отвел взгляд в сторону.

— На что вы намекаете? — поднялся я с места.

— Тебе дать его адрес? — повторил он, глядя в сторону.

Я встал, потом сел. Снова поднялся. Что это со мной, в самом деле? Конечно, надо съездить, переговорить. И привезти его, как в старые времена, к хозяину.

— Он не захочет сюда приезжать! — с нажимом, напомнив, что читает мои мысли, сказал Радимов. — Ты сядь, не стой… Он, как почувствовал себя перевоплощенным, решил, что стал бессмертным. Я ему говорю: «Рома! Не будь дураком! Надо вести себя наоборот: ты знаешь о своем бессмертии, хотя оно весьма условно, сам понимаешь, но живи как простой смертный! Каждый день как последний. Только тогда что-то получится!» А он орал при всех, брызгал слюной, топал ногами, и на кого! На меня, признанного лидера! Мне все говорят: «Как вы его терпите?» — «Что делать, — говорю, — мой черный человек. Отделаться от него невозможно никак и нигде! Так что пусть хоть будет перед глазами. Меньше урона». Ну так что? Что скажешь? Давать адресок или нет? Не слышу ответа?

Спросил, а сам уже писал. И подал мне написанный каллиграфическим почерком «паркеровской» ручкой с золотым пером на тонком, красиво обрезанном листочке синеватой бумаги адрес Цаплина.