Ее голос снова дрогнул, но она удержалась. По-видимому, не впервые рассказывала.

Я поблагодарил за чай.

— Вы мне покажете его могилу? — спросил я.

Она махнула рукой, явно обессилев.

— Дети проводят… Диночка, иди оденься, покажи дяде могилку, где папа лежит.

Меня проводили на кладбище брат и сестра. Могила нашлась сразу. Да и не велико сельское кладбище, чтобы подолгу на нем разыскивать.

Она была расположена у самой ограды, по-видимому, таков был достигнутый компромисс.

Ничего, кроме креста да множества цветов.

— Памятник обещали поставить, — сказал Гена, посуровев. — С надписью. Только мама возражает.

— Почему? — спросил я.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Он ведь записку оставил. Чтобы и крест стоял, и памятник. И на них было написано: «Отец Никодим». А зачем, никто не, знает.

«Я знаю», — чуть не сказал я, глядя на могилу. Везет же мне. Второй раз стою над могилой, где, по сути, похоронены двое.

Но здесь хотя бы имена обоих будут написаны…

— Его похоронили за изгородью, — сказал Гена сурово. — А ночью наши мужики пришли и изгородь перенесли. Днем батюшка ругался, велел на место поставить, а никто не захотел. Так и оставили.

— Ген, пойдем… — захныкала сестренка, полусогнувшись. — Я писать хочу.

— Потерпишь, — сказал брат, зло посмотрев на нее.

Я подумал, что он теперь будет смотреть на нее как на убийцу их отца. Скажет он когда-нибудь ей об этом или нет, не суть важно.

Мы оба смотрели ей вслед, как она нашла дырку в изгороди, уселась там за кустиком и тоже смотрела оттуда на нас, лукаво улыбаясь, потом, пританцовывая, подбежала, взяла брата за руку.

— Ну давай, пойдем!

Я пожалел, что ничего не захватил с собой для них.