– Найдутся, – ответил я.

Пока она принимала душ, я сбегал в ресторан и выклянчил у Симона остатки вина под названием «десять минут на тракторе». Затем присел на террасе и стал напряженно вглядываться в сторону гавани, высматривая высокую мужскую фигуру в плаще. Но ничего не обнаружил, – вероятно, он действительно мне привиделся.

Я принес два бокала, поставил диск с балладами Декстера Гордона и разлил вино.

Бодиль вышла из ванной. Из одного полотенца она соорудила на голове подобие тюрбана, а во второе завернулась, закрепив его на уровне подмышек. На это полотенца едва хватило. Бодиль сверкнула голой ляжкой, наливая себе воды из-под крана.

– Все пытаешься соблазнить меня? – спросила она, когда мы сидели за вином и слушали музыку.

– Я… я… могу тебя запереть… я…

– Это была шутка! – рассмеялась Бодиль и хлопнула в ладоши.

Дальше мы сидели молча. Ливень усилился, но вечер получился необыкновенно приятным.

– Мои родители никогда не любили Петера, – вдруг сообщила Бодиль.

Я не нашел что ответить.

Она призналась, что тоже не любила его.

– Он не отец Майе, – продолжала Бодиль. – Тот был еще… безнадежнее… если, конечно, такое возможно…

– Это понятно, – кивнул я.

– Не знаю, – пожала плечами Бодиль.

– Что не знаешь?

– Ничего не знаю.

– Не многие люди могут утверждать о себе, что они ничего не знают, – философски заметил я. – Или – что знают все.

По крайней мере, это прозвучало умно.

– Ты мне нравишься, – призналась Бодиль. – С той нашей встречи в Мальмё. Но я обратила на тебя внимание раньше, как только увидела по телевизору.

– Это хорошо, – только и смог сказать я.