Все, все повторяется! Все возвращается на круги своя.
— Рассказать подробности? — холодно спросил Кейн.
— Нет! — резко прервал его Брендон, потом тихо добавил: — Это верная смерть, Кейн. Тебя осудят.
— Я… несовершеннолетний, — неуверенно проговорил тот.
— Это означает лишь, что тебя не смогут казнить до исполнения двадцати одного года. И ты должен бы это знать.
— Что ж, — пожал плечами Кейн, — действуй, папочка! У тебя целых три года в запасе. Не ты ли все время повторял, что американский суд — это театр? Вот и сыграй теперь в нем хорошенько — с размахом.
— Я не стану защищать тебя, Кейн… Не могу, — тихо, но твердо сказал Брендон. — Твое дело возьмет Литгоу.
— Твой лупоглазый прихвостень, у которого я в прошлом году увел девчонку? — хихикнул Кейн.
— У Кристофера? — поморщился Брендон.
— У него сáмого. На твоей днюхе, — хвастанул Кейн, но, увидев выражение лица Брендона, быстро отговорился: — Да ни при чем я тут — она сама ко мне стала клеиться. Не пропадать же добру!
Брендон сокрушенно покачал головой:
— Неважно. Крис все сделает лучше меня.
— Мстишь за Эйбла?
— Ты ничего не понял, Кейн!
— Что ж тут понимать: было у отца два сына… да не стало — фью-ить! — ни одного! — мрачно сострил Кейн. — Хотя чего тебе горевать: у тебя еще два своих амбала.
— Замолчи! — не выдержал Брендон.
Он встал и уставился на серую тюремную стену, словно на ней надеясь найти аргументы, способные пробить другую стену — непонимания между ними. Из тюрьмы Брендон возвращался совершенно подавленный, не сказав сыну и половины того, что собирался сказать.