— Упаси бог! Никого я сейчас никуда не посылала, — возразила Яга.

— Да? — спросил царь и на несколько мгновений задумался. — Показалось, значит. Выверты в разговорах у тебя сложные. По отдельности и то не каждое слово разберешь, а вместе когда, так и подавно. Прямо как итальянцы эти. Тараторят-тараторят, а понять никакой возможности.

— Ну, не такой уж и сложный язык. Они, просто очень эмоциональные, от того и кажется, что непонятно.

— А ты откуда знаешь?

— Довелось там побывать… — ухмыльнулась Яга.

СОН?

Юля проснулась от того, что под окном кто-то сбивчиво что-то бормотал, выдерживая что-то напоминающий стихотворный размер. Блин, это ж надо было, с открытым окном уснуть. Оказывается, Уильям Шекспир — вполне приемлемая литература для того, чтобы уйти в царство Морфея прямо посреди книги. Стихи? Да, определенно, под окном читают стихи. Знакомые стихи!

Юля принялась вставать и ударилась в темноте ногой обо что-то твердое.

— Какого хрена здесь делает тумбочка? — Удивилась девушка, вглядываясь в темноту. — Какого хрена здесь делает эта комната? Или какого хрена я делаю в этой комнате?

— Как на балу тебя узрел, так тут же сразу обомлел, — доносилось откуда-то из-за окна.

Юля на ощупь прошла к окну, цепляясь за какую-то незнакомую мебель, осторожно отодвинула краешек шторы и обомлела.

За окном были какие-то странные, двухэтажные дома — явно не хрущёвки, мощёная булыжником дорога — явно не автомобильная, и юноша — явно не из двадцать первого века. Внешний вид его наводил на мысль, что молодой человек ограбил музей: какие-то странные, обтягивающие панталоны до колена, рубаха с абсурдно-кружевными манжетами, камзол и головной убор с пером.

— Любить покойницу без лампочки… — пробормотала Юля.

— Джульетта, милая, родная, я от любви к тебе сгораю. Молю, не отвергай меня! Мне без тебя не жить и дня, — повысил голос парень, увидев, что шторы зашевелились.

Сначала Юля ущипнула сама себя. Когда выяснилось, что это больно, мысли её понеслись галопом. От «это сон, мне снится Верона и события, описанные Шекспиром» до «ну нихуя себе сбылась мечта» прошло меньше секунды. Но в этом промежутке было всё. И эпизод поэмы, на котором её начал одолевать сон, и искреннее восхищение чистотой чувств Ромео и Джульетты, и горькое сожаление о том, что ей таких чувств испытать не суждено.

— Ну охуеть теперь, — пробормотала девушка, всплеснув руками. — Я — Джульетта. Просто охуеть.

— Соединим сердца свои на веки, пока навечно не сомкнутся веки, — продолжал юноша.

— Полудурок пубертатно-дозревающий, — беззлобным шёпотом поставила диагноз девушка, выглядывая из-за плотной шторы. — Пашкетта бы сюда. Капец. Вы б всю Верону утомили. Его б терпеть не стали здесь, на площади б давно казнили… Упс! По ходу это заразно.