* * *

Сурово нахмурившись, кот еще раз проверил расположение нагана и флакончиков с валерьянкой, расположенных на ремне. Лапы помнили. Лапы безошибочно, не отклоняясь ни на миллиметр, ложились туда, куда необходимо. Левая — на рукоять нагана. Правая — на пузырек с валерианой.

— Готов.

Шарик дошнуровал кеды и заправил концы шнурков («бантики» он так и не научился завязывать) внутрь обувки, переломил ружье, вставил в стволы два патрона и тоже объявил о своей готовности.

Дядя Федор, несмотря на то, что его смогли вытащить из погреба и уложить в кровать, из шокового состояния выйти не смог. Поэтому лежал, укрытый до подбородка лоскутным одеялом, и бубнил себе под нос что-то совсем неразборчивое. И бессмысленное.

Шарик подошел к дяде Федору, потрогал лапой лоб.

— Горячий.

— Не мудрено, — пробормотал Матроскин. — Психологическая травма у пацана.

— Вот как Печкина после такого называть?

— Сукой, Шарик, сукой. Старой, выжившей из ума сукой.

* * *

Второй звоночек прозвенел, когда Печкин зашел на чай.

Не потому, что все ухищрения с рассказами про гуталин, которого у них и так завались, не впечатлили почтальона. Не потому, что работник почты впервые за долгие годы общения снял шапку, войдя в избу. И даже не потому, что впервые добровольно отдал галчонку печенье.

Впервые за все время, которое они его знали, Печкин пришел без посылки, которую, если не заменяли на другую, он обычно оставлял, будто забыл.

Это было чем-то вроде игры.

Почтальон как-то на пьяную голову признался, что положение беженцев он прекрасно понимает, а документы просит формальности ради. Да только в тот раз Печкин пришел без посылки, а про документы спрашивал слишком уж навязчиво. А когда Шарик со свойственной ему простотой наконец сказал, что пора бы почтальону прекратить выебываться и отдать посылку, Печкин удивленно спросил:

— Какую посылку?

— Ну дядя Печкин, — сказал дядя Федор примирительно, — мы же все здесь всё прекрасно понимаем.

— Все?! — зло блеснул глазами почтальон, — Я, например, не понимаю, о чем вы!

Подскочил, выхватил печеньку у Галчонка из клюва и, хлопнув дверью, убежал.