– Ну как твой хвост?

Однако за этими шутками я смутно чувствовал Катькину тревогу и отвечал:

– Хвост, наверное, отвалится. Если смогу без него прожить, то приползу обязательно.

– Эх ты, ящерица!

И вот наконец долгожданный день настал. Августовские нежаркие лучи упали на подоконник, уставленный банками, и я неуверенно встал на ноги. Эта весть тут же облетела всю квартиру. Мария бросилась мне на шею, покрывая мое лицо неискренними поцелуями.

– Сенечка, какой же ты молодец! Надо Игорю позвонить!

Было противно. Я вышел на улицу и присел на лавочку у подъезда. Старух, несмотря на теплый воскресный день, не было.

А может, бросить все к чертовой матери?!

Чтобы утвердиться в крамольной мысли, я проковылял к ларьку и самым наглым образом выпил пива. Запах будет! И мадам Еписеева поднимет крик! Только что мне до этого? И вдруг я осознал, что смотрю на свою жизнь отстраненно, как биолог, любующийся в микроскоп на суету амебы. Решение, к которому я подбирался все эти месяцы вынужденного безделья, внезапно сформировалось и окрепло. У меня даже дух перехватило. Я вернулся к подъезду. Меня все еще переполняла решимость. Вопреки своему обыкновению я не опустился на скамейку и не принялся размышлять над превратностями судьбы.

Вместо этого я устремился вверх по лестнице.

Мария куда-то собиралась. Она уже была накрашена. На ее шее развевался зеленый газовый шарфик. Меня охватила смутная грусть. Я подошел и прикоснулся губами к ее щеке:

– Я ухожу…

– Куда это? – резко бросила она. – Смотри, доходишься – опять сляжешь, а в сентябре…

– …на работу, – закончил я. – Только я насовсем ухожу.

И тут до нее дошло.

– Ой, Сеня… – она всплеснула руками.

Не слушая, я прошел в комнату и снял со шкафа чемодан.

– Лучше бы шла в свой солярий.

Мадам Еписеева запричитала. Я быстро собрал свой нехитрый скарб. Сверху, подумав, положил коробочку с Ленькиной маркой, подаренной на свадьбу. Кажется, тот самый момент уже наступил.

– Это куда?.. – поперхнулась Мария. – Куда марку-то?