Кира обнимала Вовчика, чувствуя, как внутри разрастается обжигающий ледяной ком. Еще ни разу страх навсегда потерять кого-то близкого не причинял ей такую боль. Она вдруг поняла, что нашла ответ на свой, сформулированный пару недель назад, вопрос – может ли быть что-то страшнее смерти? Может! Забыть того, кто делал тебя живым.

– Зато у Пашки бабушка не умрет! А Саныч дедом станет, – говорила она, утирая слезы. – Наверное, нельзя вернуться к жизни, ничем не пожертвовав…

– Я тебя найду! – пообещал, целуя ее, Вовчик. – Не знаю, как, но найду! Я тебя люблю!

Глядя, как Вовчик и Кира стиснули друг друга в объятиях, глядя на окаменевшую Лиду и растерянного Питбуля, Саныч чувствовал, как внутри, в районе солнечного сплетения, впервые за долгое время болезненно заныло. И эта боль его обрадовала. Саныч улыбнулся – значит, не такая уж он бездушная сволочь, каким привык себя считать. Жаль, конечно, что он сейчас потеряет друзей, которых только что обрел. Зато они будут жить. Увидят близких. Вернутся домой. И у них наверняка всё будет хорошо!

– Время на исходе! – громогласно сообщила четверка светящихся существ.

– Адьос, мудачье! – крикнул Питбуль.

В горле у него запершило, на глазах выступили слезы. Он отвернулся, вытер морщинистое лицо сухой ладонью и зажмурился.

Может, и хорошо, что он не будет никого помнить.

По крайней мере, не будет ни по кому скучать.

– Подождите! – крикнул Куратор. Ему было все равно, получит ли он потом выговор, или нет.

Андрей взял Лиду за плечи и глянул ей в глаза.

– Я, когда был жив, очень любил одного поэта… У него больше нет имени. Но его строчки остались.

Чувствуя, что голос перестает слушаться, он закрыл глаза и продекламировал по памяти:

– До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье обещает встречу впереди. До свиданья, друг мой, без руки, без слова, не грусти и не печаль бровей, – в этой жизни умирать не ново…

– Но и жить, конечно, не новей, – договорила Лида. Она почему-то ясно вспомнила это стихотворение. И всегда немного растерянный взгляд автора, которого успела запомнить фотопленка.

– Живи! У тебя все будет замечательно, я подсмотрел! – проговорил Андрей. – Даже хорошо, что ты меня не вспомнишь. Я тебя люблю!

И он поцеловал Лиду. У нее были сладкие, соленые от слез губы.

Лида провалилась в туманное марево. Она словно увидела с высоты все, что ей было предназначено на этом витке. Всех людей, которых она непременно встретит. Все радостные события, печальные происшествия, все свои промахи и победы. Яркая разноцветная жизненная карусель манила ее, переливалась огнями, гремела залпами будущих праздничных салютов, шелестела листьями экзотических деревьев в будущих поездках, дразнила мимолетными увлечениями, жаркими объятиями и тихими семейными вечерами… вот только самого главного в ней не было. Потому что она его через мгновение забудет.