Пробкин перенес центр тяжести живота несколько вперед, сцепил руки на крышке стола и, шевеля большими пальцами, как никогда, тихо и мило заговорил:

— Так вот, Климкин. Этой весной поймал я в лесу зайчонка. Не в нашем, конечно. У нас, как ты знаешь, они что-то не водятся.

— Водились бы, — вздохнул Климкин, — коли б за каждым по двадцать гавриков с жаровней не гонялись.

— Я же сказал, Климкин: об этом на собрании. На собрании, братец. Сейчас, же твоя главная задача слушать меня.

— Слушаю, Федос Федосыч.

— Ну, вот так. Поймал я, значит, зайчонка. Малюсенького такого, несмышленого. Только и умел усами шевелить. А теперь… мать моя! За каких-то три месяца вымахал с собаку. Ночью лапами стучит, как барабанщик. На волю просится. Да что проку. Пустим его — ускачет. Под ствол браконьера. И вот думал я, думал и решил подарить косого нашему дорогому руководителю товарищу Крутобатько. Как ты на это смотришь, товарищ Климкин?

Климкин пожал плечами.

— Дык как смотрю… Можно отдать, ежли не жаль, а не то и в котел себе.

— Сами, Климкин, мы без зайчатины потерпим, а вот гостя без трофея нельзя. Будет в его ягдташе трофей — будем на своих постах и мы. Пуст ягдташ — и нам пусто. Прихлопнут наше Коростельское как дважды два, ибо от него, видит бог, ни кожи, ни рогожи. Так я рассуждаю, Климкин?

— Дык вроде бы так.

— А коль так, то слушай дале. У Горелого луга, где наш бывший руководитель Черногузиков убил вместо лося кобылу, гривка густого ельничка. Помнишь ее? Ну так вот. Завтра рано утречком возьмешь моего зайца, сядешь в эту гривку и будешь ждать.

Климкин, почуяв недоброе, оторопело заморгал. Морщинистый лоб его вспотел.

— К-к-кого ждать-то?

— Кого, кого… Охотников, вот кого. Крутобатько, меня… Мимо ельничка мы будем идти. Твоя же боевая задача легче легкого: вовремя высунуть зайца.

— Это, звиняюсь, как высунуть? На веревке аль на чем другом?

— Какая веревка? На кой она сдалась. Так высунешь, чтобы не виден был подвох. Возьмешь за ногу и подержишь. Ручищи у тебя эвон какие! И веревка не нужна.

— А… Крутобатько схватит жив… живьем его аль как? — еще пуще заикаясь и бледнея, уточнял Климкин.

— Ах, что за непонятливый человек! Да какой же чудак охотник станет хватать зайца живьем, коль ружье есть? Стрелять будет. Стрелять!

Климкин взмолился:

— Дык что ж это?! За что же? У меня вить жена, детишки…