Цепь, растянувшись широким фронтом, уже сотнями ног топчет просо. Она приближается, фигуры людей увеличиваются на глазах, постепенно, неумолимо. Павло, прищурившись, различает уже лица, винтовки за спиной. Какая-то веселая злость стискивает ему горло и холодит грудь.

— Играть так играть, — цедит он сквозь зубы, соглашаясь с предложением товарища. И со страшной ясностью понимает, что ничего другого не придумаешь. Что надежды на спасение нет почти никакой, но… пострелять и умереть они еще успеют, а тем временем… рискнем! Авось и пронесет!

А Петро тем временем как бы размышлял вслух:

— Так… Значит, с мешками придется распрощаться. Можем затолкать их в это вот дупло… Никто не найдет… Вишь, как хорошо! А сверху еще и листиками посыплем. Будем надеяться, что собак у них тут не густо и что не к каждому дубу, да еще и на опушке, они будут этих собак пускать. Теперь каинову печать на левую… нет, кажется, надо на правую руку. — Он вытаскивает широкую белую повязку с надписью «Schutzmann», уже порядком заношенную и грязную. Смотри!.. Еще и как лихо выходит. Ну, «лимонку» прямо в карман, автоматы в руки и… отойдем чуточку дальше, за те вон кустики… Вот так. Встанем за этими кустами и подождем… Они-то ведь не из железа. Тоже смерти боятся. Да еще и как боятся. Ого! Обязательно будут в лесу жаться друг к другу. А мы затеряемся среди них и — вперед, в облаву. Будем искать, проследовать самих себя… Прочешем лесок до самой низины, а когда на пригорок начнут подниматься, малость «устанем». Незаметно оторвемся от общей колонны, отстанем и… приляжем. Они пойдут себе дальше, а мы останемся. Если, конечно, какая собака, четвероногая или двуногая, шуму не поднимет. Ну, да все равно… выбирать не из чего…

Они отходят в глубь вырубки. Над почерневшими дубовыми пеньками, утонувшими в высоком папоротнике, густое переплетение пышных кленов, ясеней, грабов, орешника. Высоко поднимают белые зонты кусты болиголова, валерианы и деревея.

Останавливаются за кустом терна. Собственно, не за кустом, а в зарослях переплетенных между собою многолетних корневищ. Петро притаился между кустом терна и буйными побегами молодого вяза, Павло — в пяти шагах, скрывшись за кустом заплетенного ежевикой шиповника. Совсем, выходит, неплохая позиция. С поля, с опушки их не видно, прямо через кусты терна не продерешься. Хочешь не хочешь, обходи с боков… И где только Петро научился? Вроде бы с виду и не очень оборотистый, а вот, поди же… врожденный, настоящий разведчик!

Напряженно, затаив дыхание, хлопцы ждут… В лесочке, среди деревьев и кустарников, пронизанных золотистыми лучами предвечернего солнца, все еще стоит глубокая тишина… Глубокая и жуткая.