Его стремительному карьерному взлету втайне завидовали многие, не давая воли своим чувствам. Но он прекрасно знал, что таилось за доброжелательно улыбающимися розовощекими масками его коллег по цеху. Впрочем, и сам он никогда не позволял своим истинным чувствам и желаниям прорваться наружу, разбить защитный кокон лицемерия и двуличия, сформировавшийся за столько лет.

В последние годы он уже догадывался, куда его ведут уверенной рукой, хотя и не смел еще признаться самому себе в том до конца. Кафедра святого Петра в один прекрасный день стала для него очень близка, когда после отречения папы Бенедикта XVI по состоянию здоровья – такое произошло в Ватикане впервые за почти шестьсот лет – он был назван одним из папабилей, кардиналов – наиболее вероятных претендентов в будущие папы.

Сгорбившись перед микрофоном, Бенедикт читал свое отречение обычным, по-стариковски дребезжащим и потухшим голосом на латыни. В огромном зале курии стоял легкий шум, далеко не все сразу поняли, что происходит. Но Джангвидо слушал его внимательно: он знал, его предупредили. И после слов папы, что он слишком стар, чтобы вести за собой католическую церковь, кардинала вдруг охватил дикий суеверный страх.

Не в силах справиться с охватившим его трепетом, кардинал сказался больным и покинул курию, дрожа, – что не укрылось от внимательных глаз, наблюдавших за ним.

Никогда и никому не признавался Джангвидо, что вот уже несколько лет по ночам он почти совершенно не спит. А если и приходит к нему короткий сон, то никакого облегчения не приносит. Напротив, с чего бы сон ни начинался, заканчивается всегда одним и тем же: кардиналу снится, что он взбирается вверх по карьерной лестнице, от должности к должности, старательно и неуклонно продвигаясь вперед, и у самой вершины в божественном сиянии вдруг видит святого Петра, слышит ангельские хоры, чьи звуки многократно усиливаются, отражаясь от стен главного храма Ватикана.

Вдруг хор смолкает, и повисает неловкая тишина. Ничего не говорит ему апостол, только пристально и печально смотрит в глаза кардиналу своими серыми глазами на худом и бледном лице, где, как в зеркале, отражаются все грехи Джангвидо, и удрученно качает головой.

Медленно меркнет божественный свет; прежде, чем развернуться и уйти, закрыв за собой тяжелые двери, легким взмахом святой десницы первый папа низвергает его вниз. И грехи, превратившись в огромные гири на ногах, тянут кардинала на дно огромного бушующего водоворота, клокочущей и зловонной воронки, в которую вдруг превращается знаменитая Ватиканская лестница Момо. В этот момент он обычно просыпался в холодном поту от собственного истошного крика и долго потом еще не мог прийти в себя.