Имея опыт во всех воинских упражнениях, благородный Бурбон был одним из лучших наездников, а его рука была одарена необычайной силой. Но, отягощенный копьем, которое нельзя было бросить, Генрих мог использовать только левую руку для управления лошадью, кроме того, раздраженный ее непослушанием, он старался скорее наказать ее, чем усмирить.
Бешеное животное становилось на дыбы, прыгало взад и вперед и вообще употребляло все силы, чтобы сбросить с себя всадника. Это ей не удалось, но зато и Генрих не мог заставить ее стоять смирно.
В эту трудную минуту, когда король, полный гнева на барона Росни, начал уже терять надежду обуздать лошадь, ему пришла помощь оттуда, откуда он менее всего мог ее ожидать.
Видя стесненное положение Бурбона, Кричтон подъехал к нему и любезно предложил обменяться лошадьми, выражая в то же время полное убеждение, что он сумеет обуздать непокорное животное.
– Клянусь душой Баярда! – вскричал Генрих. – Молва, которая о вас сложена, вполне подтверждается. Ваше предложение достойно лучших времен рыцарства и могло быть сделано более достойному рыцарю, чем я. Соглашаясь на ваше предложение, я чувствую, что признаю этим свое поражение. Во всяком случае, вы победили великодушием. Я не могу лишить вас этой почести отказом.
С этими словами Генрих спрыгнул на землю.
– Может быть, я более искусный всадник, но отсюда еще нельзя признать мое превосходство как бойца, – сказал Кричтон, также сходя с лошади.
– Если вы победите упрямство этого животного, вы совершите подвиг более доблестный, чем подвиг Александра Македонского, – отвечал Бурбон. – Но если вам удастся привести его к барьеру, то берегитесь, я обещаю вам поединок, достойный такого храброго рыцаря.
– О! Конечно, я приму во внимание ваше предупреждение, – сказал Кричтон.
В эту минуту подъехал барон Росни в сопровождении Монжуа и Жуаеза.
– Государь, – тихо сказал Росни, – прошу вас, возьмите мою лошадь.
– Оставьте меня! – холодно отвечал Генрих.
– Шевалье Кричтон, – произнес Росни, обращаясь к шотландцу, – моя лошадь к вашим услугам, не садитесь на это бешеное животное.
Кричтон ответил на это, вскочив на лошадь короля Наваррского, и помчался по арене словно на крылатых конях солнца.
Напрасны были все усилия берберийца сбросить своего всадника. В первую минуту Кричтон дал свободу животному, а когда его пыл несколько утих, вонзил в бока шпоры и заставил проделать более тридцати кабриолей подряд. Тогда его ярость, видимо, утихла, и шотландец довершил укрощение новым бешеным галопом и рядом быстрых прыжков. Спустя минуту бербериец уже стоял, покорный и неподвижный, у барьера.