Шепот удивления пробежал по толпе зрителей, которые бы громко выразили свое восхищение, если бы это не запрещалось правилами турнира.
По сигналу противники бросились друг на друга, копья переломились, но всадники удержались в седле. Вторая встреча имела такой же результат.
– Дай мне это раскрашенное копье, – сказал Кричтон своему оруженосцу, готовясь к третьей схватке, – оно кажется крепче других.
Третья схватка была решительнее двух первых. Копье Бурбона, нацеленное в шлем шотландца, снова раздробилось на куски, но удар Кричтона, который вложил в него всю свою силу, неминуемо сбросил бы Генриха с седла, если бы шлем монарха, в который метил шотландец, не был сорван концом копья, так как, выходя на арену после свидания с женой, король не удосужился его хорошо укрепить.
– Боже! – вскричал Генрих III, поднимаясь. – Это Беарнец, это король Наваррский. Мы узнали бы этот бурбонский нос из тысячи. Лошадь мне! Скорее лошадь! Где наша мать? Где ее величество Екатерина Медичи? Мы хотим переговорить с ней, прежде чем встретить этого дерзкого изменника. Окружите нас, господа, пусть наша стража будет утроена. Тут может, нет, – должен скрываться какой-нибудь злой умысел. Что думаете вы об этом, Вильке? А вы, кузен Невер? Закройте все выходы с арены, не впускайте и не выпускайте никого. Клянусь Святым Губертом, мы поймали тигра в западню.
Между тем Кричтон подъехал к Бурбону.
– Государь, – сказал он, понизив голос, – против воли я открыл вас вашим врагам, но если вы хотите довериться мне, я обещаю содействовать вашему освобождению.
– Мой совет вашему величеству, – сказал Росни, – поскорее подъехать к королю и, если возможно, получить позволение выехать с вашим конвоем прежде, чем он успеет переговорить с королевой Екатериной. Это ваша единственная надежда.
Генрих отвернулся от своего советника.
– Шевалье Кричтон, – сказал он, – я вполне вам доверяюсь. Вот моя рука.
– Я не беру ее, государь. Вы поймете причину, когда я скажу вам, что на нас устремлены глаза Екатерины Медичи.
– Да, правда, – отвечал Бурбон. – И глаза нашей прекрасной кузины Конде тоже.
АНГЛИЧАНИН
АНГЛИЧАНИН
Величественная фигура Генриха Наваррского, которого нельзя было забыть, увидев хотя бы один раз, была тотчас узнана большим числом присутствующих, которые не замедлили сообщить это остальным, не знавшим Беарнца. Его имя, сопровождаемое самыми разнообразными, порой противоположными эпитетами, раздавалось повсюду.
Одни восхищались его храбростью и добродушием, другие смеялись над его безрассудством и неосторожностью. Иные резко порицали его ересь и отступничество от католической религии, догматы которой Генрих, неразборчивый в вопросах веры, принимал и отвергал смотря по обстоятельствам, другие же, напротив, молча и почтительно приветствовали его как защитника их веры. Некоторые считали его внезапное появление сигналом к восстанию и мести за кровавую ночь Святого Варфоломея и были готовы отозваться на его призыв, тогда как другая, более многочисленная партия, глубоко заинтересованная во всех проектах Беарнца, не предвидела ничего доброго от этого события. Одна Екатерина Медичи не была ни изумлена, ни испугана появлением короля Наварры.