– Увы! – продолжал он разбитым голосом. – Мое сердце не так оледенело, не так бесстрастно, как я думал. Я хотел бы перед смертью сделать какое-нибудь доброе дело.Я хотел бы, чтобы смерть избавила меня от раздирающих меня мук совести. Я хотел бы отомстить за мое дитя и вознаградить ваше благородное поведение.
– Тс! Она приходит в себя! – сказал, прерывая его, Кричтон.
– Да, это правда, – заметил Руджиери, глядя с беспокойством на бледное, искаженное лицо Джиневры. – Дай Бог, чтобы память не вернулась к ней вместе с сознанием.
Пока он говорил, Джиневра открыла глаза. Взгляды, которые она бросала вокруг себя, показывали, что рассудок к ней еще не возвратился.
– Кричтон! – вскричала она с глубоким вздохом. – Кричтон! Кричтон!
Шотландец протянул ей руку, но, хотя ее глаза были устремлены на него, было очевидно, что она его не узнавала.
– Джиневра, – сказал нежным голосом Кричтон. – Я около вас, не бойтесь ничего.
Несчастная девушка выдернула руку, взятую было Кричтоном, и быстро поднесла ее ко лбу.
– Вы в безопасности, дитя мое, – сказал астролог, нежно прижимая ее к груди. – С вами не может случиться ничего дурного.
Но Джиневра с пронзительным криком вырвалась из объятий отца.
– Боже! Сжалься над ней! Она потеряла рассудок! – вскричал астролог.
– Нет! Нет! Я не безумна! Я слишком несчастна, чтобы сойти с ума. Горе, подобное моему, не находит убежища в безумии… Я знаю тебя слишком хорошо!.. Ты сообщник этого низкого принца!.. О!..
И ее голос был заглушен рыданиями.
– Я твой отец, Джиневра, – сказал астролог.
– Отец? – повторила с горечью Джиневра. – А! Так значит отец продал меня, выдал меня на поругание.
– Я хотел защитить тебя ценой моей жизни, я хотел убить твоего оскорбителя, я лучше отдал бы последнюю каплю моей крови, чем позволил бы одному волосу упасть с головы твоей!
– Где амулет, который я носила на шее? – спросила Джиневра.
– Увы! – отвечал астролог. – В одну роковую минуту я взял его.
– Ты? – вскричала Джиневра. – Тогда, значит, ты выдал меня на позор. Ты не отец мне! Оставь меня!
– Я не знал силы этого талисмана, – отвечал Руджиери, – я не знал, кем был он тебе дан.