Я оторвалась от работы и взглянула на него. Потом почувствовала у своих ног какое-то копошение. Крыса. Преодолев дрожь омерзения, я отшвырнула ее носком.

– То есть, убийство – то же, что искусство. Ты это хочешь сказать?

– Никто не говорит про убийство! Полегче на поворотах! Я никого не убивал. Это совсем не одно и то же. Я всего лишь намечаю контур абсурда. А заполняют его краской другие – и за свой счет.

Он жестом приказал мне вернуться к работе, и я повиновалась.

– Я даю им славу, – сказал Снайпер спустя несколько секунд, когда слышалось только шипение краски. – Даю по утрам свежий запах напалма. Даю…

– Тридцать секунд над Токио?

– Именно так, – в третий раз сказал он. – Они переживают острые ощущения. Оттого, что чуют опасность. Оттого, что идут туда, где могут погибнуть, – и знают это. Встречают смерть достойно. Ответственно, я бы сказал.

– Отрешенно?

Это определение ему, судя по всему, не понравилось.

– Не только, – жестко ответил он. – Они ведь не только расписывали стены. Ты же на себе испытала, что это такое… Проникать… Сражаться… Прятаться и чувствовать, как бьется сердце, когда все ближе шаги тех, кто тебя ищет. Многие были обязаны этими ощущениями мне.

– А потом они погибали.

– Кое-кто погибал. Но все мы умрем. Рано или поздно. А эти что – намеревались жить вечно?

– А такими понятиями, как «жалость» или «не виноваты ни в чем», ты в свое время не обзавелся?

– Невиноватых в мире нет. Да и они были уже не дети.

Раздался нарастающий грохот, который опережал свет фар. На этот раз поезд шел с противоположной стороны. Но мы все равно юркнули в наше убежище. Состав, гремя, умчался и скрылся за изгибом тоннеля.

– А что касается жалости, с чего бы мне их жалеть? – снова заговорил Снайпер, когда мы взялись за работу. – Я помогаю Вселенной проверять ее правила – вот и все, что я делаю.

– Это и есть искусство?

– Разумеется. Единственно возможное. Постоянная бомбежка объектами, призванными манипулировать зрителем, стирает грань между подлинным и поддельным… То, что делаю я, возвращает ощущение реальности со всем ее трагизмом.

– Я только нигде тут не вижу слова «культура».

– Культура? Это просто еще одно определение проституции?