Светлый фон

Антонио Карреньо приносил на тертулию в кафе «Прогресс» свежие новости.

— Сеньоры, прошу минуту внимания. Из надежных источников мне стало известно, что дело движется.

Его встретил хор ядовитых насмешек. Обиженный Карреньо поднес руку к сердцу.

— Напрасно вы не верите мне, друзья…

Дон Лукас Риосеко заметил, что не верят они не его словам, а источнику сомнительных новостей, вот уже почти год предсказывающему самые невероятные вещи.

— На сей раз все очень серьезно, господа. — И головы собравшихся склонились над мраморным столиком, а Карреньо со своим обычным многозначительным видом по большому секрету сообщил: — Лопес де Аяла[824] отправился на Канары, чтобы встретиться там с опальными генералами. А дон Хуан Прим, вообразите только, исчез из своего дома в Лондоне, и его местонахождение неизвестно… Подумайте, господа, что это значит!

На его слова откликнулся лишь Агапито Карселес:

— Это значит, что он собирается сыграть ва-банк.

Дон Хайме закинул ногу на ногу и задумался. Подобные разглагольствования наводили на него невыносимую скуку. Дрожащим от волнения голосом Карреньо продолжал рассказ, намекая на некие таинственные и невероятные события:

— Говорят, что графа Реусского видели в Лиссабоне: он был переодет лакеем. А Средиземноморский флот только и ждет его приезда, и тогда объявят всенародно.

— О чем объявят всенародно? — спросил простодушный Марселино Ромеро.

— Как о чем? О свободе, конечно. Послышался недоверчивый смешок дона Лукаса.

— Все это смахивает на романчик Дюма, дон Антонио. Ин-фолио[825].

Карреньо умолю старый зануда его раздражал. Агапито Карселес бросился на выручку приятелю и произнес пламенную речь, услышав которую дон Лукас побагровел.

— Настал момент занять место на баррикадах, сеньоры! — заключил он словами героя Тамайо-и-Бауса[826].

— Там и встретимся! — пробурчал раздраженный дон Лукас тоже не без театрального пафоса. — Вы по одну сторону баррикад, а я, разумеется, по другую.

— Как же иначе! Я никогда не сомневался, дон Риосеко, что ваше место — в рядах сторонников репрессий и обскурантизма.

— Да, и я этим горжусь!

— Нечем здесь гордиться! Достойная Испания — это Испания революционная, так и знайте. Ваша инертность выведет из себя любого патриота, дон Лукас!

— Что это вы так раскипятились?