Она снова замолчала, и это привело Куарта в раздражение, граничащее с отчаянием; он предпочел бы не знать ничего, но тем не менее жадно ловил каждое ее слово. На миг ему показалось, что она больше ничего не скажет; но Макарена вновь подошла к окну и опустила руку на подоконник – на полпути между собой и священником – на сложенный пиджак.

– Я почувствовала себя опустошенной и очень одинокой, – продолжала она. – Еще хуже, чем в больнице. И тогда я собрала чемодан и пришла сюда… Пенчо так и не понял. И до сих пор не понимает.

Куарт сделал пять или шесть медленных вдохов. Женщина, казалось, ждала от него каких-то слов.

– Поэтому вы стараетесь причинить ему боль, – выговорил он наконец. И это тоже не было вопросом.

– Боль?.. Ему никто не может причинить боль. Его эгоизм и одержимость прямо-таки забронированы. Но я могу заставить его заплатить высокую социальную цену: эта церковь, его престиж как финансиста, его мужская гордость… Севилья весьма легко переходит от аплодисментов к свисту… Я говорю о моей Севилье – о той, признания которой так жаждет Пенчо. И он заплатит за это.

– Ваша подруга Грис утверждает, что вы все еще любите его.

– Иногда она чересчур много болтает. – Она снова усмехнулась с прежней горечью. – Может быть, проблема заключается в том, что я его люблю. А может, совсем наоборот. Так или иначе, это ничего не меняет.

– А я?.. Зачем вы мне рассказываете все это? Луна смотрела на Куарта. Тусклый белый диск.

– Не знаю. Вы сказали, что уезжаете, и вдруг мне стало неуютно. – Сейчас она стояла так близко, что от очередного дуновения ветерка ее волосы коснулись лица Куарта. – Может быть, рядом с вами я чувствую себя не такой одинокой; похоже, вы, сами того не желая, воплощаете в себе тот атавистический образ священника, который всегда жил в душах большинства женщин: образ кого-то сильного и мудрого, кому можно доверять – или довериться… Может быть, дело в вашем черном костюме и стоячем воротничке или, может быть, в том, что вы к тому же привлекательны как мужчина. Может быть, тот факт, что вы прибыли из Рима, и то, что вы представляете, вызвали мой интерес. Может быть, я и есть этот ваш «Вечерня». Может быть, я пытаюсь привлечь вас на свою сторону – на сторону своего дела или просто нанести новую, еще более изощренную обиду чести Пенчо… Может быть, дело в некоторых из этих причин или во всех них разом. В том, во что превратилась моя жизнь, вы с отцом Ферро представляете собой противоположные концы того островка, на котором душа обретает покой. Диаметрально противоположные и дополняющие друг друга.