– Поэтому вы защищаете эту церковь, – подвел итог Куарт. – Она нужна вам так же, как и другим.

Она, собрав руками волосы, подняла их к затылку, обнажив стройную шею.

– Может быть, и вам она нужна больше, чем вы сами думаете… – Она разжала руки, и волосы рухнули черной волной, закрывая шею и плечи. – Что касается меня, я не знаю, что мне нужно. Может быть, как вы говорите, эта церковь. Может быть, красивый и немногословный мужчина, который заставил бы меня забыть – или, по крайней мере, помог обрести дар равнодушия. И другой, старый и мудрый, который разрешил бы меня от этого проклятия – искать забвения самой себе. Зачем это?.. Пару веков назад быть католичкой было настоящей удачей. Это решало все: достаточно было откровенничать со священником и ждать. А теперь даже сами вы, священники, не верите себе. Есть такой фильм – «Дженни»… Вы любите кино?.. Там в какой-то момент главный герой, художник Джозеф Коттен, говорит Дженнифер Джоунз: «Без тебя я как потерянный». А она отвечает: «Не говори так. Не можем же мы оба быть как потерянные»… Вы и правда такой потерянный, каким кажетесь, отец Куарт?

Он повернулся к ней, оставив пиджак на подоконнике, не зная, что ответить. А луна – ее бледное отражение – смеялась над ним. И он спросил себя: как это возможно, чтобы женские губы улыбались так насмешливо и одновременно так нежно, так бесстыдно, и так робко, и так близко. И в тот миг, когда он собирался открыть рот, чтобы сказать что-нибудь – а что, он и сам не знал, – с ближних часов разнеслись по крышам одиннадцать ударов, и Куарт сказал себе, что, несомненно, Дух Святой только что сдал свое дежурство. О Господи. Он поднял руку – раненую руку – и протянул ее к лицу женщины, но сумел совладать с собой настолько, что задержал ее на полпути. И тут, сам не зная, что он испытывает – разочарование или облегчение, увидел, что в дверях стоит и смотрит на них дон Приамо Ферро.

– Слишком яркая луна, – сказал отец Ферро, Он стоял у телескопа, наблюдая небо. – Неподходящий момент для работы.

Макарена спустилась с голубятни, оставив их вдвоем. Куарт закрыл сундук Карлоты и, выпрямившись, застыл неподвижно, глядя на маленькую сухую фигурку в черной сутане, которую видел со спины.

– Погасите свет, – попросил старик.

Куарт выполнил его просьбу, и все – корешки книг, сундук Карлоты, гравюра Севильи XVII века, висевшая на одной из стен, погрузилось в темноту, почернело, слилось. Теперь окно и то, что виднелось за ним, выглядело иначе: как-то более четко и значительно. Ночь подчеркивала необыкновенную игру теней.