Он вытащил фонарик, направил его к черноте моря и несколько раз нажал кнопку. Точка-тире-точка-точка. Рановато, но время поджимает. Он подождал немного, но ответа не было. Дай бог, чтобы в планы командования не входило оставить его здесь на произвол судьбы, как Эстевеса и его людей, которые к этому часу уже погибли или вот-вот будут перебиты. Впрочем, не исключено, что командир «Ильтиса» с чисто немецкой педантичностью придерживается первоначального замысла и не пошлет за ними шлюпку до истечения срока. Вся беда в том, что, когда истечет, может быть уже слишком поздно. Если из засады кто-нибудь вырвется, а красные будут его преследовать, этот пляж, прежде чем подоспеет помощь, станет кромешным адом.

Фалько пригнулся, а потом присел на корточки. Куртка и вымокшие полотняные брюки не спасали – его колотила дрожь. От холода снаружи и от тревоги внутри. Его жестокий опыт, его трезво-циничный подход ко всему на свете, приобретенный годами, боями, женщинами, помогали держать в рамках очень многое, но не все. Далеко не все. Вот с такой, скажем, пакостной ситуацией было не совладать. Чтобы рассуждать здраво и трезво, Фалько заставил себя не думать о штурмовой группе – перестрелка меж тем стихла, – о Хинесе Монтеро и его очках с толстыми стеклами, о братьях Бальсалобре и несловоохотливом Торресе, о том молодом и рыжем и о его усатом спутнике, которые в кузове при свете фонарика изучали план местности. О том, с каким невеселым лицом Фабиан Эстевес сел в машину и пропал в ночи.

– Как ты думаешь, кто-нибудь уцелел? – спросил из темноты голос Евы.

– Не знаю… Вряд ли.

Он сплюнул от горькой досады. Ох, господа бога душу мать… Если, конечно, он есть, господь бог… А хорошо бы, чтоб он был и когда-нибудь спросил за все. Потом Фалько еще сильнее скорчился, сунул в рот предпоследнюю сигарету, прикурил, пряча огонек спички между ладоней, под защитой ската песчаной дюны. К дьяволу все.

Он услышал шорох. Подошла Ева. Они упали на сырой песок, прильнув друг к другу, дрожа от холода, – он чувствовал у нее под одеждой твердое прикосновение «парабеллума». Фалько, держа сигарету в кулаке, поднес ее к губам девушки, и та дважды глубоко затянулась. Потом он тщательно погасил окурок. Обнявшись, Фалько и Ева замерли, пытаясь согреться теплом другого и даруя свое тепло ему; в клочьях туч, меж тем, сияли новые и новые звезды.

Все произошло почти одновременно: плеснули весла, вынырнул из моря и возник из тьмы темный силуэт шлюпки; Фалько, вскочив и сделав несколько шагов к берегу, в тот же миг услышал, как очень близко, на дороге, упиравшейся в сосновую рощу, хлопнули один за другим несколько пистолетных выстрелов. Он вздрогнул всем телом.