Испокон веку, снова подумал он, мужчины готовятся к бою. Исполняют ритуал – точат секиры, правят клинки, надевают доспехи. Где-то – скорей всего в романчике, купленном в киоске на вокзале, или в журнале – он вычитал, а впрочем, может быть, еще в гимназии узнал, что под Фермопилами триста спартанских воинов тщательно причесывались и чистили латы, медленно и тщательно собираясь на свою последнюю битву с персами.
Это вдруг пришло ему в голову и там застряло, когда он оказался в схожей ситуации и изготавливался к бою. Никакого надрывного драматизма – Фалько был уверен, что и спартанцы думать не думали о бренности и о прочих высоких материях. Мужчины определенного сорта не склонны принимать героические позы и произносить речи, адресованные грядущим поколениям. И потому ему нравилось представлять, что спартанцы накануне дня, который неизвестно чем кончится, молча бродили по темному берегу, подобно многим из тех, кого он знал и кто сражался во исполнение долга или в силу профессии. Он знал их – спокойных, ко всему готовых, работающих на результат. В преддверии пока еще неведомой судьбы, в жизни и смерти их всех – а понятие «их» включало и самого Фалько – жить или умереть было всего лишь бюрократической формальностью. Предусмотренной правилами игры.
Вот какие мысли проплывали у него в голове, пока он в своем номере отеля готовился к выходу.
Принял горячую ванну, побрился с особой тщательностью, зачесал волосы наверх и смазал фиксатуаром, проведя слева высокий, безупречно ровный пробор. Царапина на боку еще немного зудела, но не воспалилась. Он заклеил ее пластырем, надел серо-голубую сорочку с мягким воротником, плотные полотняные брюки, английские кеды, затянул коричневый кожаный пояс с кобурой и принялся медленно и аккуратно завязывать галстук в красно-синюю полоску, точно вымерив расстояние от кончика до пряжки ремня.
Взглянул на часы. Пора отправляться.
В приемнике звучала песенка Эдит Пиаф «Мой легионер». Подпевая чуть слышно, Фалько натянул пиджак и стал рассовывать по карманам все необходимое – трубочку с кофе-аспирином, зажигалку, портсигар с двадцатью «плейерз», блокнот, бумажник, чистый платок и документ об официальной передаче судна, который предстояло подписать капитану Киросу.
Ушел он в первом свете дня, Судьбе моей отдав меня.Покончив с этим, он взял с бюро недавно вычищенный браунинг. Взвесил его на руке, убедился, что следов ружейного масла не осталось, большим пальцем сдвинул флажок предохранителя и, семь раз передернув кожух, выщелкнул на покрывало кровати семь патронов. Потом вытащил обойму, снарядил ее и со щелчком вогнал в рукоять. Снова оттянул и отпустил затвор, чтобы патрон ушел в ствол, а еще один вставил в обойму на освободившееся место.