— А синильная кислота сильный яд? — спросил Сандерс, не слушавший вовсе его рассказа.

— Точно так, этот яд вызывает мгновенный паралич всей нервной системы. Да! С ним надо обращаться очень осторожно. Я мог бы вам рассказать многое. Мне два раза не посчастливилось с синильной кислотой. В первый раз случай этот был с моим лучшим другом. Я его очень оплакивал. Во второй просто с одним немцем. Но лучше промолчать об иных вещах, а то опять накликаешь на себя беду. Ах, прошу вас, не трогайте эту скляночку! Профану не следует иметь дело с такими ядами.

Он встал, пощупал пульс у мулата, положил ему руку на лоб и проговорил:

— Лучше, очевидно лучше. Можно приступать к операции.

— И вы полагаете, что он ее выдержит?

— Полагаю. Разумеется, мне было бы приятней приобрести целый труп, у меня нет еще трупа этой породы, но, за неимением лучшего, могу удовольствоваться и ногой. Зато обе руки ему сохраню. Это даже прибавит ему цену в глазах его будущего хозяина. Вы подумайте, невольник, у которого две руки для работы и только одна нога для побега. Впрочем, он наверное умрет. Но лубков у меня нет. Что же, я могу устроить их из березовой коры. Пойду нарежу ее. Вы останетесь при пациенте на несколько минут, мистер Гэвс? Отлично.

Лишь только он повернулся, чтобы идти, Сандерс схватил пузырек с ядом и спрятал в карман.

— Вот и мистер Кук, — сказал доктор уже на пороге, — я попрошу его помочь мне надрать коры.

Сандерс сорвал бумажку, в которую была завернута склянка. Нельзя было терять ни мгновения, но Дан простонал жалобно:

— Воды… воды…

— Он заговорил! — воскликнул доктор, быстро возвращаясь в комнату. — Он пришел в себя… и дыхание свободно. Ничего не поделаешь, достанется мне только нога. Сейчас приступлю к ампутации.

— Воды! — продолжал стонать несчастный. — Во мне все горит. Я все расскажу… все… только дайте напиться.

Доктор, несмотря на свою манию, понимал, что разоблачения мулата могли быть весьма важны для Уильяма, уже вошедшего в комнату. Он приподнял несчастного и поднес к его губам кружку с водой.

Сандерс был вне себя от бешенства, а мулат, глядя на Уильяма, прошептал:

— Маса Кук, я вас давно знаю. Обещаете мне помилование, если я признаюсь во всем?

— Обещаю, Дан, — сказал Уильям с состраданием. — Говори, и не бойся. Ты уже достаточно наказан.

Если расскажешь все чистосердечно, ты не подвергнешься наказанию.

— Обещайте мне, маса Кук, — продолжал мулат, — что этот мертвецкий доктор не изрежет меня на куски?

Говоря это, он указывал на Монро, слишком хорошо известного в Арканзасе страстью к операциям, даже вовсе ненужным.