На первых порах и Брендон по приходе поезда вмешивался в толпу. Весело болтая, он с удивлением рассматривал пассажиров, которые привозили с востока новые товары, солидных путешественников, старых поселенцев с юга и с долины реки Огайо. Но за последнее время он отказался от удовольствия посещать станцию. Дело в том, что его появление сейчас же вызывало разговоры о его сумасшедшей идее соединить железной дорогой Миссури с Тихим океаном через земли индейцев. Он не любил доказывать целесообразность своей идеи и обычно, подобно всем ирландцам, старался отделаться шуточками. Правда, у него были здесь два-три неглупых и остроумных собеседника, с которыми он нередко вступал в словесный поединок и своими аргументами, точно цепами, молотил их по головам. Но борьба была бесплодна.

— Если бы я мог убедить их, — утверждал Брендон, — я осчастливил бы целый город! Но пока для этого нет никакой возможности. Бить молотком по медным лбам — пустая трата времени. Ведь видят же они, что у них под самым носом проходит небольшая ветка, их ветка, которая с каждым годом увеличивает и обогащает население города. Всего несколько лет назад все говорили, что здесь ее невозможно проложить, а теперь она делает доброе дело. Удивительно, как это они не понимают, что рельсы можно проложить и на восток и на запад до того места, где они упрутся в океан. Нет, если я не уеду отсюда, я с ума сойду!

В конце улицы на веранде очень красивого, ярко выкрашенного двухэтажного дома показался человек, всматривавшийся в свой двор. Он был широкоплеч, низкого роста, и вся его фигура говорила о том, что он довольно важная персона в местечке. Его костюм был хорошо сшит, видимо, восточным портным. Черная пуховая с широкими полями шляпа, со складками посередине, прикрывала его большую седеющую голову. На нем было короткое черное двубортное пальто с широкими полами; на жилете из темно-синего бархата блестела тяжелая золотая цепь. Его просторные брюки были сшиты из скромной серой материи в полоску. Этот человек посмотрел на Брендона, остановившегося у своей новой пристройки, и, заложив руки в карманы, твердой походкой сошел с веранды.

Брендон, увидев его, внутренне засмеялся.

«Гм! — подумал он. — Том Марш идет поздороваться со мной как с простаком, у которого мозги набекрень. Но он — добряк и, кажется, вовсе не намерен делать мне неприятности, и мне, конечно, не следует брыкаться. Это единственный человек в Спрингфильде, начинающий понимать, что моя идея правильная. Он часто бывает на востоке и встречается с влиятельными людьми; он знает, что в Нью-Йорке и Вашингтоне уже велись разговоры о железной дороге; кроме того, он самый крупный подрядчик в Иллинойсе. Но и он все еще думает, что моя идея «пленной мысли раздражение!..».