Он невольно стал следить за Созерцателем скал и заметил многое. Моряк помогал Алле выходить из лодки, первый старался оказать ей какую-нибудь услугу, рад был каждому случаю поговорить с ней, хотя обычно всех других людей избегал. В то же время профессора поражало другое: в его взгляде, движениях, выражении лица не было того, что сразу выдает влюбленного. В нем светилось скорее отеческое чувство к любимому ребенку. Он, казалось, был доволен, когда видел ее рядом с профессором жадно слушающей его объяснения.

Без сомнения, он не мог не заметить, какое чувство будила она в молодом ученом. Даже, напротив, часть ласковости с нее он, видя ее симпатию к Булыгину, как будто перенес на него.

Это было все странно и необъяснимо.

Созерцатель скал делался для него все большей загадкой.

Обследование Байкала около Ушканьих островов между тем шло к концу. Они сделали уже порядочно драгировок и несколько планктонных ловов, сопровождавшихся каждый раз объяснительной лекцией.

— Вы видите, — говорил профессор, держа в руках какое-нибудь странное, безобразное, с шевелившимися щупальцами существо, вытащенное из ловушки, — слепых видов на Байкале нет. Даже экземпляры, пойманные исследователями на глубине больше тысячи метров, оказались с органами зрения, но только окрашены они были в молочно-белый цвет.

— Этот тоже из глубокого места, — заметил Аполлошка.

— Почему? — удивился профессор.

— Чем глубже живут, тем длинней у них ноги, — ответил, несколько смущаясь, мальчик.

— Правильно, — улыбнулся Булыгин. — Это житель глубины.

— А ну-ка, скажи, как называются эти ноги? — спросил мальчика Тошка.

— Хватальные.

— Правильно! Молодец! А эти?

— Это прыгательные. Это ходильные.

— А эти?

— Рулевые.

— На самом дне моря совсем темно? — задавала вопрос девушка.

— Конечно.

— Зачем же тогда у них глаза?

— Видите ли, — ответил Тошка, — свет проникает на глубину только до пятисот метров. А дальше тьма, холод.