Шаман-Камень издревле считался обиталищем оногонов.

Кроме колдунов сюда приезжали в тех случаях, когда бурятское правосудие[83] требовало вмешательств оно-гонов, что бывало при запутанности дела, отсутствии доказательства, запирательстве обвиняемого. Последнего привозили на Шаман-Камень и требовали, чтобы он в присутствии грозных духов отрицал приписываемое ему преступление.

Священное море, таинственное обиталище оногонов, гневный топот волн, бьющихся об этот древний алтарь, высящийся над волнами, страх, что духи накажут за каждое лживое слово, — все это нагоняло такой трепет на суеверных, что с ними случались истерические припадки, и они ›в волнении говорили то, чего никогда не сказали бы в обычной обстановке.

Но что за необыкновенно спешное судебное дело было, если в такую грозу ехали, рискуя жизнью, на священный камень? И что за существо шевелилось в мешке?

Когда раздался громовой раскат и молния обратила ночь в день, впереди, недалеко от лодки, стал виден белеющий Шаман-Камень.

— Скоро, — тихо сказал рулевой. — Вы его вдвоем вытащите? А я с Аполлошкой останусь с лодкой.

— Мы — живо!.. — ответил Попрядухин, осторожно подходя к скале.

— А если не заговорит, позовите меня, я его заставлю, — так грозно сказал Созерцатель скал, что все невольно взглянули на него. Глаза его сверкали.

— Будет говорить, — тихо пробормотал молодой бурят. — Он очень суеверный, тем более, что он не предполагает, куда его привезли. Здесь он не осмелится солгать. Посмотрите, какая ночь!.. Тут и несуеверному станет жутко. Он, как увидит все это, с ума сойдет. Ведь мы его больше суток в мешке держим. Он и так одурел.

Лодка, наконец, подошла к скале.

Бурят и Попрядухин с трудом выкарабкались со своей странной ношей на камень.

Мешок задвигался, зашевелился, развязанный конец его распустился, и оттуда показалась человеческая голова. Затем Урбужан вылез и поднялся во весь рост.

Кругом глухо ревел прибой. Пена летела им на лицо и одежду. Ветер валил с ног. Тьма рычала страшными раскатами грома, молнии освещали безумствовавшее море.

— Где я? — глухо опросил он.

— Там, где твои боги живут издавна, — ответил Попрядухин, — и где они знают каждую твою мысль. Там, где ты, разбойник и вор, не осмелишься оскорблять их ложью.

Урбужан дико, с явным ужасом оглядел все вокруг.

Но кругом было темно. Только грозно ревело море со всех сторон. Над головой раскалывалось небо. Молнии падали то там, то здесь.

— Ты на Шаман-Камне, на Байкале.

У бурята глаза чуть не выскочили. Он весь дрожал и, казалось, не понимал Попрядухина, не верил ему. Старик взял его за шиворот и встряхнул, чтобы привести в себя, но бурят неожиданно грохнулся на колени и что-то забормотал.