По мнению агента Яначкова, Манол говорил правду.

Манолу дали бумагу и чернила, чтобы он все написал.

— Яначков, отправляйтесь-ка к Ивану Джакову и арестуйте его. Прижмите его, да покрепче. Пусть им займется Петров. Этому типу удалось ввести меня в заблуждение. Я рекомендовал его в качестве радиста немецким коллегам, а он тоже оказался коммунистом, я так его разделаю, что он всю жизнь будет меня помнить. Он ведь самый способный техник и радист во всей Софии. Мне рекомендовали его, будто он прямо-таки создан работать радистом у немцев. Я поверил и устроил его в штаб немецких военно-воздушных сил. Эта история с Пеевым так утомила меня, что я перестал спать. Но осталось недолго. Скоро конец. Теперь предстоит другое.

Перед глазами Гешева возник советский дипломат у озера, провал обоих инспекторов, Гиргины и Гармидола, целого отделения агентов, не сумевших справиться со случайными невооруженными людьми. Но он не потерял уверенности. Теперь он предпримет новую операцию. Она окончательно все поставит на свои места.

Но это была единственная тайна, которую Гешев скрывал от адмирала Канариса. Итальянцы всегда казались Гешеву как-то милее. Немцы проигрывают. Они непременно проиграют, а это катастрофа, и Гешев узнал об этом так поздно. Непростительно поздно для такого разведчика, как он.

Неужели Канарис не мог осведомить его о совещании высших руководителей имперской разведки, происходившем в Баварии, на котором Гиммлер убеждал присутствующих, что Гитлер проигрывает войну и что отныне и впредь надо думать о победе в третьей мировой войне? Раз адмирал не осведомил даже Гешева, а он располагал данными, позволяющими считать, что никто в Болгарии еще не знает об откровенных разговорах Гиммлера и Канариса, то зачем тогда ему понадобилось обидеть того, кого адмирал считал одним из своих приближенных:

«Господа, я имею возможность компенсировать удар, нанесенный нам в свое время коммунистами. Один болгарин в Софии — самый доблестный немец, и не просто обычный немец, а немец национал-социалист, мой самый близкий приятель, господин Гешев».

Раз Канарис говорил это, почему он не позвонил ему по телефону, чтобы вызвать его куда-нибудь в Германию, в Австрию, где ему будет удобнее проинформировать об истинном положении дел в Германии? Раз Канарис осторожничал и раз по военным каналам сообщили о странном на первый взгляд и мелком событии — задержан высший офицер абвера, когда он вносил ценности в Швейцарский банк в Цюрихе, — что оставалось делать такому человеку, как Гешев?

Полицейский отдавал приказания Яначкову: