Я вышел от этих милых людей с ощущением, что более половины экзамена пройдено мною успешно. Я обалдевал от распирающего меня счастья и только твердил:

– Господи, ну прости моё тщеславие…преждевременную радость… Господи, пронеси!

Не пронесло!

Заключительный этап экзамена – разбор больных.

Я был последним – тринадцатым!!! – в списке экзаменуемых.

Мой черёд по расписанию был обозначен на два с четвертью пополудни.

Попытки дружеской беседы в ожидании вызова на экзамен

Не раз я уже замечал в Африке готовность представителей восточноевропейских стран если не к объединению, то к общению. Что стоит за этим? Русский язык? Вряд ли – все предпочитали говорить по-английски. Общие проблемы эмигрантов, не принятых коренными жителями страны? По-моему, это общность судьбы в прошлом: «мы все из одного лагеря». Так наш, российский, блатной люд распознаёт друг друга в толпе.

– Ёп иху мать! – старательно выговорил болгарин Колев, обращаясь ко мне.

Моя теория «лагерной общности» получила ещё одно подтверждение.

А общения-то в общем не получилось. Болгарин всё как-то наскакивал на русских: – Мы вам не только алфавит дали, но и религию…

– Спасибо! Но с религией вы, по-моему, ошибаетесь – христианство-то мы в Византии позаимствовали. Да и Кирилл и Мефодий, сказывают, византийцами были.

Вмешивается поляк Лазовский:

– Русские вас дважды освободили.

Я пытаюсь перевести разговор на шуточный лад:

– Именно поэтому, говорят, болгары не любят американцев – они их ни разу не освободили!

Лазовский напирает:

– Много русских погибло при освобождении и Польши, и Болгарии… неизвестно, что было бы с Европой…

Болгарин что-то там говорит за американцев: