Стивен смотрел без каких-то особенных чувств, но предельно внимательно. Он отметил, как подпрыгнуло его сердце в первый момент и как сбилось дыхание, но также отметил, что на его способности к наблюдению это никак не отразилось. На самом деле он с самого начала должен был догадаться о её появлении: запах её духов проник в его сознание ещё до того, как упал занавес; его размышления об арфах уже были связаны с ней.

Аплодисменты стихли, но Диана не опустила руки; подавшись вперёд, он вгляделся ещё пристальней. Она жестикулировала правой рукой, разговаривая с сидящим позади мужчиной, и Стивен мог поклясться, что она делает это с нарочитой грацией. Дверь в глубине их ложи отворилась. Появилась ещё одна широкая голубая лента, и женщины встали и сделали книксен. Вошедший, мужчина высокого роста, остался стоять, и Стивен не видел его лица, зато мог видеть подтверждение перемены: все её движения, начиная от посадки головы до изящных взмахов страусового веера неуловимо изменились. Поклоны, снова приседания, смех; дверь закрылась, группа сидящих вернулась в прежний порядок, а фигура возникла в другой ложе. Стивен даже не взглянул на него, ему было всё равно, будь то хоть сам Князь Тьмы — он полностью сосредоточил своё внимание на Диане, чтобы удостовериться в том, в чём уже был уверен. Да, всё указывало на это, но он продолжал сыпать себе соль на рану — и осознанием, и созерцанием. Она выставлялась напоказ. Чистота дикой грации пропала; и мысль, что с этой минуты и впредь он должен отождествлять её с вульгарностью была настолько болезненна, что на какое-то время он утратил способность ясно мыслить. Вряд ли это было очевидно для кого-нибудь, кто знал её хуже, или кто не так высоко ценил эту чистоту; и никоим образом это не умаляло восхищения со стороны мужчин, входивших в её круг или круг её компаньонов, поскольку все её движения и жесты делались с большим врождённым искусством; но женщина в ложе не была той, на которую он хоть когда-нибудь обратил бы малейшее внимание.

Ей было не по себе. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд и время от времени обводила глазами зал; и всякий раз он опускал глаза, как делал бы, выслеживая оленя: множество людей смотрели на неё из партера и других лож — в самом деле, она, возможно, была там самой красивой женщиной в своём открытом небесно-голубом платье и бриллиантами в чёрных высоко зачёсанных волосах. Несмотря на его предосторожности, их глаза наконец встретились: она умолкла. Он хотел встать и поклониться, но ноги отказались ему служить. Он был потрясён, но, прежде чем ему удалось уцепиться за барьер и приподняться — поднялся занавес, и арфы пустились от одного глиссандо к другому.