Серегин спустился с эстрады за бригадиром Коноплевым, который, скомкав рабочую фуражку, скромно стоял у стены.
— Пошли, Кузьмич. Не упирайся, ради тебя люди собрались, — тянул его за рукав парторг. — Да улыбнись ты.
Наблюдая за скованно поднимающимся на эстраду бригадиром, за тем, как робко присаживается он на край стула, Игорь почувствовал опаляющую сердце грусть. Четыре года он проработал с Коноплевым, и все четыре года бригадир был стеснительным на людях.
— Начнем, что ль? — громко, с хрипотцой спросил в микрофон Серегин и сорвался на захлебывающийся кашель.
— Начал, — весело крикнули из задних рядов.
— В общем, дело не тайное, товарищи. По серьезному обстоятельству мы сегодня собрались. — Серегин скосил глаза: Гришанков похлопывает рукой по столу — признак неудовольствия от затянувшегося вступления. — Сейчас веское слово скажет начальник цеха.
Гришанков плотно устроился за трибуной, дожидаясь полнейшей тишины, посмотрел на сборщиков и только после этого раздельно сказал:
— Уважаемые товарищи! Сегодня мы собрались для того, чтобы выразить дань признания одному из наших коллег — многоуважаемому Степану Кузьмичу Коноплеву. Он руководил бригадой балочников. Бригадой, которая ни разу — ни разу! — не сорвала планового задания. И вот сегодня Степан Кузьмич уходит на пенсию. Позвольте же мне вручить уважаемому бригадиру Почетную грамоту, медаль «Ветеран труда» и денежную премию.
Сохраняя торжественно-строгое лицо, Гришанков взял у Фоминского красную папку с золоченым тиснением и замер, ожидая Коноплева.
— Сколько премия-то? — донесся до Семена Яковлевича шутливый вопрос.
— Средний месячный заработок, — серьезно ответил он.
Наконец Коноплев оторвал себя от стула, в смущенном оцепенении приблизился к начальнику цеха.
— Спасибо за хороший труд, — потряс его безвольную руку Гришанков. — Подождите. Роман Владимирович!
Фоминский подал один сверток, поспешил за другим.
— А это, Степан Кузьмич, от нашего цеха… Михайлов, помогите уважаемому бригадиру. А это от ваших коллег по бригаде. Они просили вручить вам подарок в торжественной обстановке.
— Чего тебе ребята подарили, Кузьмич? Покажи!
Коноплев выдавил на лице улыбку; пытался развернуть сверток, но он выскользнул из рук. Игорь поднял его, достал из коробки транзисторный приемник.
— А это! — взяв за худые плечи понурившегося Коноплева, Гришанков повернул его лицом к залу. — Поаплодируем, товарищи, Степану Кузьмичу!
Все дружно захлопали.
— Товарищи, — глухо произнес парторг, — можно бы и разбежаться теперь, но мне хочется остановиться на очень важной стороне жизни Степана Кузьмича. Вы не против?