– Дюк, Киа настоял, чтобы я сопровождал его. Я не мог послать его куда подальше.

– Понятно. – Старк хмыкнул. – Ну и как оно?

– Великолепно.

– А что ветер?

– Для завтрашнего дня это не плюс, – осторожно заметил Мак-Айвер. – Но он может опять поменяться, и так же быстро.

– Если останется таким же, то в лоб нам будут дуть тридцать узлов[18], а то и больше, и до той стороны залива мы не дотянем. Нам никак не взять с собой достаточно то…

– Да. Док, как у него дела?

– Дюку нужно как можно скорее сделать рентген. Лопаточная кость разбита, повреждены кое-какие сухожилия и мышцы, рана чистая. В левом легком, возможно, засела пара осколков кости, он потерял с пол-литра крови, но в общем и целом ему чертовски повезло.

– Я чувствую себя нормально, док. Я могу двигаться, – сказал Старк. – Один день большой роли не сыграет. Я все еще могу улететь со всеми завтра.

– Извини, старина, но ты просто в шоке. Пули такое вытворяют с людьми. Сейчас ты этого, может быть, и не чувствуешь, но через час-другой тебе мало не покажется, это я гарантирую. – Док Натт был очень рад, что улетал сегодня со 125-м. Не хочу больше со всем этим бороться, сказал он себе. Не хочу больше видеть крепкие молодые тела, продырявленные пулями или покалеченные. С меня хватит. Да, но мне придется поболтаться тут еще несколько дней: мне еще кого-то латать придется, потому что ни черта из этого «Шамала» не выйдет, вот и все. Не выйдет, я нутром это чую. – Извини, но ты будешь только помехой при любой операции, даже самой маленькой.

– Дюк, – сказал Мак-Айвер, – будет лучше, если ты полетишь немедленно. Том, ты возьмешь один на себя, Жан-Люку нет нужды тут оставаться.

– А сам ты чем, черт побери, рассчитываешь заняться?

Мак-Айвер просиял.

– Я-то? Я буду пассажиром. А пока что, я просто очень личный, черт меня возьми, пилот этого проклятого Киа.

Диспетчерская вышка. 16.50.

– Повторяю, мистер Сиамаки, – сдержанно проговорил Мак-Айвер в микрофон, – в Эль-Шаргазе проходит специальная конфере…

– А я повторяю, почему меня немедленно об этом не известили? – Голос в динамиках был пронзительным и раздраженным.

Костяшки пальцев Мак-Айвера, сжимавшие микрофон, побелели; за ним пристально наблюдали «зеленая повязка» и Вазари, чье лицо все еще было опухшим от побоев, полученных от Затаки.