– Это ничего не меняет. Я должен уехать сегодня вечером. Мы можем принять это и на том остановиться, – сказал Эрикки, глядя на Хакима. – Два года пройдут быстро.

– Если ты останешься в живых, мой дорогой. – Азадэ повернулась к своему брату, который взглянул на нее в ответ, его улыбка оставалась прежней, выражение глаз – прежним.

Эрикки переводил взгляд с брата на сестру, таких разных и все же таких похожих. Что заставило ее передумать, почему она поторопила то, что не следовало бы торопить?

– Конечно, я останусь в живых, – сказал он, внешне спокойный.

Уголек выпрыгнул из камина, и он нагнулся, чтобы в целях безопасности подвинуть его ближе к огню. Он видел, что Азадэ не отрывает взгляда от Хакима, а он – от нее. То же самое спокойствие, та же вежливая улыбка, та же непреклонность.

– Да, Азадэ? – произнес Хаким.

– Мулла мог бы освободить меня от моей клятвы.

– Невозможно. Ни мулла, ни я не могли бы этого сделать, даже сам имам не согласился бы.

– Я сама себя могу освободить. Это между мной и Богом, я могу осво…

– Нет, не можешь, Азадэ. Ты не можешь поступить так и потом жить в мире с собой.

– Могу, я могу быть в мире.

– Не можешь, оставаясь мусульманкой.

– Да, – сказала она просто, – здесь я согласна.

Хаким охнул.

– Ты сама не знаешь, что говоришь.

– О нет, знаю. Я думала даже об этом. – Ее голос был лишен эмоций. – Я рассмотрела это решение и нашла его приемлемым. Я не вынесу двух лет разлуки, как не вынесу любого покушения на жизнь моего мужа, и не прощу этого. – Она откинулась на спинку кресла и вышла на время из сражения, чувствуя дурноту, но радуясь, что заговорила об этом открыто, и все же испытывая страх. Еще раз она благословила Айшу за то, что та ее предупредила.

– Я ни при каких обстоятельствах не позволю тебе отречься от ислама, – сказал Хаким.

Она просто перевела взгляд на огонь.

Минное поле было расставлено повсюду вокруг них, все мины взведены, и хотя Хаким был сосредоточен на ней, его органы чувств прощупывали Эрикки, Человека С Ножом; он понимал, что этот человек тоже ждет, разыгрывая другую игру теперь, когда карты были выложены на стол. Следовало ли мне отпускать охранника? – спрашивал он себя, возмущенный ее угрозой, чувствуя, как запах опасности заползает ему в ноздри.

– Что бы ты ни говорила, Азадэ, что бы ты ни пыталась сделать, Азадэ, ради твоей души я буду вынужден помешать отступничеству – любым способом, каким смогу. Это немыслимо.