Внезапно раздавшийся колокольный трезвон заставил их оцепенеть и сморщиться.

— Во имя Господа… — начал Сим.

— Тревога! — вскинулся Киркпатрик, но Лампрехт, ко всеобщему изумлению, безрадостно рассмеявшись, издал еще одну шепелявую трель на своем странном языке. Хэл уловил только одно слово, повторенное несколько раз: guastamondo.

Киркпатрик — побледневший, с заблестевшей в мерцающем свете испариной на лбу — повернулся и перевел.

— Сей Лампрехт прибыл через Лондон из Фландрии, — проворчал он, — и поспешил на север, в Йорк, а затем сюда. Чтобы первым прибыть с товаром.

Он рванул медальон, висевший на шее продавца индульгенций, достаточно свирепо, чтобы Лампрехт покачнулся, а снурок порвался.

— Дабы продавать вразнос никчемное дерьмо вроде этого напуганным и отчаявшимся.

— Потише, человече, — встревожился Куцехвостый, — не то Бога оскорбишь.

— Сей пес — оскорбление Божие! — буркнул Киркпатрик, утирая потное лицо под неумолчный звон колоколов. — Говорит, прибыл вместе с неким Гвастомондо, опередив новости о том на неделю…

Киркпатрик хотел было продолжать, но Брюс перебил его, негромко проронив:

— Guastomondo. Отец поведал мне, что так его именовали за морем. Разрушитель Миров.

И стоило ему договорить, как колокола тоже смолкли. Брюс обвел взглядом окружающих; лик его был мрачнее чумы.

— Эдуард вернулся в Англию.

На минутку воцарилось полное молчание, а затем сэр Генри, откашлявшись, коснулся руки Хэла.

— Нам лучше пошевеливаться. Это может вселить в гарнизон дух, чего нам вовсе не надобно.

Хэл не ответил, уставившись на свисающий из кулака Киркпатрика медальон, а потом протянул руку, чтобы сграбастать его. И пригвоздил продавца индульгенций своим каменным взором.

— Вот, — сказал он, подняв болтающийся амулет, как убитую змею. — Поведай мне об этом.

* * *