— Вы не Файф, — отрезал Уоллес, и хотя слова прозвучали негромко и мягко, каждый расслышал, как они лязгнули по гордыне Макдаффа, будто клинок по кольчуге. — Государь Файфский — малый отрок, удерживаемый англичанами последние дюжину лет. Файф ныне в попечении Короны, доколе оный не вернется туда, а в отсутствие короля в распоряжении Хранителя. Каковой аз есмь.
Он чуть подался вперед, и Макдафф, не удержавшись, отклонился.
— Так кто же есть Файф, мой государчик?
Последовало молчание, и Уоллес, изобразив на лице свирепую ухмылку, хлопнул по своей гербовой накидке:
— Аз есмь.
И взмахом руки указал себе за спину, не отводя глаз от мертвенно-бледного лица Макдаффа.
— Вон там, за мочижинами и бочагами, — враг. Обратите свой гнев на них, государь мой, а не на своих. — И кивнул Хэлу: — В путь, как приказано.
Поддав Гриффу пятками, тот двинулся вперед перед насупленным взором Макдаффа, и его люди потянулись следом, как поземка. Файфу потребовался добрый ярд, чтобы снова обрести голос и наскрести довольно гнева взамен отваги, хоть он и бросил в спину Хэлу испепеляющий взгляд, прежде чем набрался духу обернуться к Уоллесу.
— Сиречь вот до чего мы дошли, — рыкнул он, круто натягивая удила, чтобы развернуть коня. — В наши дни правят мелкопоместные князьки и разбойники. Сему не устоять, любезный. Сему не устоять.
«Да и ты не устоишь», — с горечью подумал Уоллес.
Хэл с хобиларами ехали прочь, спинами чувствуя воображаемый жар, мимо правого фланга, вверх от кольца из тысячи человек, прозываемого
Четыре таких кольца шли подряд, в каждом не меньше тысячи, но не больше двух. А в промежутках терпеливо ждали высокие, мускулистые уроженцы Селкерка, не спеша снаряжая луки, проверяя оперение стрел и стараясь не обращать внимания на своего командира сэра Джона Стюарда, разъезжающего туда-сюда с распоряжениями, наставлениями, с бешеным приливом энергии, не дававшей покоя ни ему, ни его взмыленному коню.
— Дадут деру, — проворчал Куцехвостый, и Хэл, сообразив, что он имеет в виду рыцарей, оглянулся на суету и сутолоку света Шотландии.
Ни Брюсов, ни Баллиолов, ни единого государя из Коминов; хоть они и прислали людей, но остались по домам, потому что ни за что не поддержат один другого и уж тем паче выскочку Уоллеса. Посвящен ли он в рыцари, нет ли, его продолжают насмешливо обзывать — хоть и не ему в лицо — ничтожным разбойником.