– Ого! – поразилась испанка, удивленно глядя на улыбающегося генерала. – Да вы подготовились к выставке! А еще говорят, что высокое искусство вас не интересует! Вы поклонник Пикассо?

– Так, милый, – произнесла встревоженная Тереза требовательным тоном. – Я тебя слишком хорошо знаю! Не морочь мне голову! Ты и Пикассо? Что происходит? Что вы опять затеваете? Мне уже надо беспокоиться?

– Ничего, любимая, ни-че-го! – развел руками Манн и нежно поцеловал жену в щеку. – В том-то и дело, что ни-че-го! Не происходит… – и добавил тихо: – пока!..

– Давайте я вам расскажу смешную историю, – решил сгладить неловкую ситуацию Смолев, – про Пикассо. Помню, в юности ходил я с друзьями по выставке в Музее Изобразительных Искусств в Москве. Никак мне этот абстракционизм не давался, да и кубизм я понимал с трудом. Ну вот идем с друзьями от картины к картине. И так смотрю, и эдак: ничего не вижу! А экскурсовод говорит: «Потрет женщины, видите: нога, рука, голова, грудь!» Ладно, думаю, ну на следующей-то картине я точно увижу! Смотрел, смотрел – опять какие-то мутные пятна, треугольники и точки. А экскурсовод знай свое талдычит: «Глаза, руки, ноги, грудь, – снова портрет женщины!» Лопнуло у меня терпение, пошел я впереди группы, сам картины рассматриваю, думаю, ну вот, наконец-то! Не такой уж я потерянный для искусства человек! Нашел! Точно: глаз, грудь, сплошные округлости! Наверняка – женщина! Стою гордый, поджидаю остальных. И тут этот зануда-экскурсовод выдает: «А здесь, взгляните, какой чудесный натюрморт! Видите, дыня, груша, персики!»

Компания дружно и громко рассмеялась. Стефания заливалась звонким смехом, не сводя с Алекса зелено-карих глаз, в которых плясали бесенята. Тереза оттаяла и тоже от души веселилась. Генерал басовито похохатывал.

– В общем, я понял, что художественного критика из меня не выйдет! – улыбаясь, подытожил Алекс. – Друзья, пойдемте на виллу, время к ужину!

На верхней террасе виллы к тому времени уже собралась за столом компания гостей. Когда, переодевшись и приведя себя в порядок, четверо друзей поднялись на ресторанную террасу, за столом уже сидели супруги Бэрроу, галерист Крамер, молодые художники Мари и Гастон Леблан, американец Куилл, француженки Моник и Джульетт, за которыми ухаживал Жан-Пьер Клермон, то и дело шепча им что-то на ухо, отчего они разражались дружным смехом.

Стол был полупустой: Димитрос и Мария Аманатидис после выставки отправились на свою ферму в долину, где их ждали дела на винограднике. Профессор Спиро Фасулаки вернулся в Афины дневным рейсом «Эгейских авиалиний» к своим студентам. Два молодых грека, по словам Софьи, попросили ужин в номер. Сама Рыжая Соня уже поужинала и общалась с горничными у ресепшн.