– Прекрасное начало, юная леди, – кивнул американец. – Благодарю вас! Может, вы и картину назовете? Нет?

– Я назову, – немедленно пришел Алекс на помощь Стефании. – «Красные виноградники в Арле». Кажется, за четыреста франков. Я знаю ее потому, что позже ее перекупил русский меценат Щукин, и сейчас она находится в Москве, в Музее Изобразительных Искусств. Прекрасная картина, я видел ее собственными глазами!

– Хорошо, – кивнул американец, глядя на Терезу Манн. – Кто следующий? Вы, мэм?

– Ван Гог долгие годы едва сводил концы с концами и умер в тридцать семь лет в нищете, брошенный всеми, – грустно сказала Тереза. – По-моему, к концу жизни он сошел с ума и застрелился.

– Так, – кивнув, заметил Куилл, помечая что-то на бумажной салфетке, – дальше, прошу вас! Пока все идет замечательно!

– К сожалению, он был душевнобольным, – нервно передернул плечами Гастон. – Об этом говорят эпизоды с его отрезанным ухом и с покушением на жизнь Поля Гогена. Он долго лечился. Но все равно он величайший художник! Многие считают его сумасшедшим гением-одиночкой, самородком и мучеником, не думавшим о славе и деньгах.

– Хорошо, хорошо, очень хорошо! – сказал Куилл, продолжая записывать. – «Не думавшим о деньгах…» Так, отлично! Мы к этому еще вернемся. Вы, господа? Герр Крамер? Вы же галерист! Что же вы молчите?

– Ну что я могу добавить? – произнес, пожимая плечами, артдилер. – Все высказавшиеся совершенно правы. Несчастный человек, непонятый семьей, у которого из рук валилось все, чем бы он ни пытался заниматься. Дрянной евангелический проповедник, малограмотный и необразованный, неспособный даже самостоятельно составить и произнести проповедь. Художник-самоучка, вечно нищий, больной, полусумасшедший. Неудачник при жизни во всем: в карьере, в личной жизни, в дружбе и в профессии. Кто же знал, что его картины будут стоить миллионы через сто лет?

– Благодарю вас, герр Крамер за развернутый ответ, – склонив голову, сказал детектив и вопросительно взглянул на швейцарского адвоката. – А вы, господин Клермон? Что-нибудь добавите к портрету? Как юрист?

– Надо подумать, – почесал переносицу адвокат. – Помнится мне, что отец выгнал его из дому, он спился, никогда не выставлялся, свои картины раздаривал друзьям и родственникам, мог расплачиваться ими за кусок хлеба и стакан дешевого вина в таверне. В городе, где он жил – я не помню точно французского наименования, возможно, Арль – его объявили опасным для жителей сумасшедшим голландцем и даже составили письменную петицию, чтобы городские власти удалили его из города.