Лысый здоровяк в подбитой мехом накидке не сводил взгляда со штандарта Роберта.

— Кто такие? — с дружелюбностью пещерного медведя пожелал узнать он.

Стоило Роберту назваться, как отношение патруля неуловимо переменилось. Лысый бросил многозначительный взгляд на горца, который молча кивнул в ответ и зашагал вглубь лагеря.

Здоровяк одарил Роберта хмурым взглядом.

— Подождите здесь.

— Я прибыл повидаться с сэром Джеймсом Стюартом, — продолжал Роберт, проглотив оскорбление. В глубине души он не рассчитывал на теплый и радушный прием, но столь грубое обращение со стороны простолюдинов попахивало откровенным неуважением к его благородному происхождению.

Старший патруля ничего не ответил, продолжая буравить Роберта хмурым взглядом и не выпуская из рук свой устрашающего вида топор.

Роберт откинулся на луку седла, демонстрируя полнейшее равнодушие, хотя его уже начинали мучить сомнения, а не совершил ли он ошибку, приехав сюда, причем не исключено, что роковую. Он поймал взгляд Александра Сетона, который держал ладонь на рукояти меча и лицо которого выражало те же самые чувства.

Напряженное ожидание не затянулось. Вдалеке показалась группа мужчин, целенаправленно шагавших по кишащему людьми лагерю, за которыми следовал босоногий горец. Роберт выпрямился в седле, узнав полосу в сине-белую клетку на золотом поле, украшавшую их щиты: это был герб сенешаля. Обрадованный тем, что здесь еще можно встретить друга, он, тем не менее, не мог не заметить, что рыцари сенешаля приветствовали его с той же холодностью, что и лысый здоровяк, и не спешили убирать руки с рукоятей мечей, когда пригласили его и его спутников спешиться. Оставив Хантера на попечение Неса, Роберт зашагал вверх по склону за своим эскортом. Оглянувшись, он заметил, что лысый здоровяк со своими людьми следуют за ним едва ли не по пятам.

Проходя мимо шатров, в которых горели фонари, и вдыхая дым от костров, Роберт видел, что многие оглядываются на его флаг. Лица людей суровели при виде красного шеврона на белом поле. Он понимал, что не может осуждать их за это, потому что провел два года при дворе короля Эдуарда, а во время войны его семья встала на сторону англичан. Тем не менее, решимость переубедить их не ослабела, и Роберт с нетерпением поглядывал на ряд шатров впереди, к которым они, очевидно, и направлялись. Перед ними к коновязи, вбитой в землю, были привязаны несколько лошадей, среди которых были и благородные лошадки, и крупные боевые скакуны. Запахи навоза и пищи смешивались с дымом, поднимавшимся от костра, ярко пылавшего в ночи. Вокруг сидело много людей, передавая друг другу меха с вином или мясо; одни смеялись, другие негромко разговаривали. Несколько человек молча смотрели в огонь, отблески которого плясали на свежих шрамах и ранах. Между костром и шатрами Роберт вдруг заметил Джеймса Стюарта. Он разговаривал с коренастым невысоким мужчиной с выбритой тонзурой и испещренным оспинами лицом, одетым в подбитую мехом горностая сутану. Это был Роберт Вишарт, епископ Глазго. Оба мужчины оглянулись при его приближении. Роберт улыбнулся, но ни сенешаль, ни клирик с пылающим взором не приняли его выражения дружелюбия.