— Кто позволил тебе лечить Целительницу Марту? — рявкнула Беатрис. — Ты знаешь не больше любой из нас, а пожалуй, и намного меньше. Только Целительница Марта умела врачевать людей, а теперь она не в себе и не может сказать, как ей помочь.

Кэтрин коротко пискнула, как щенок. Она смотрел в сторону лечебницы, в глазах стояли слёзы, руки беспомощно повисли.

Беатрис обняла её.

— Ребёнок не в состоянии работать, руки холодные, как лёд. Я отведу её погреться, не то заболеет. А мы ведь не хотим обременять Османну новыми пациентами? — она зло взглянула на меня.

Беатрис ласково повела Кэтрин из сарая, потом через двор. Под дождём засохшая кровь на руках Кэтрин размокла и начала стекать с пальцев и капать в лужи по пути.

— Ну вот, детка, — вздохнула Пега. — Похоже, остались только ты да я. Давай, берись за шкуру.

Мы подтащили тяжёлую шкуру к чану и опустили её в известь, стараясь, чтобы на нас не попадали брызги.

— Ты видела Настоятельницу Марту после ночной бури? — спросила Пега, не отводя глаз от нелёгкого дела — подвинуть шкуру в чане, не касаясь бурлящей извести.

— Кажется, больше она не выходила из своей комнаты. Позволила мне перевязать её руку, но молча. Просто сидела, глядя на стену, и лицо такое странное, как будто видела…

— Демона? — закончила Пега.

Я взглянула на Пегу — не шутит ли она — но на этот раз она говорила серьёзно.

Я молча кивнула.

— Оулмэн, — серьёзно сказала Пега. Раньше Настоятельница Марта не верила в него, но думаю, теперь верит. Она самая сильная из всех, кого я видела, но когда она, шатаясь, появилась перед нами на дороге в грозу, вид был — как будто её пытали.

— А ты, Пега… ты когда-нибудь видела Оулмэна?

Пега неистово замотала головой.

— Нет, и не хочу. Моя бабушка говорила, что последний раз его видели за годы до её рождения. Он прилетел ночью, поймал человека из деревни и утащил в когтях на верхушку церковной башни. Ещё живым. Когда Оулмэн летел над крышами домов, человек кричал, просил о помощи, но никто не посмел выйти, чтобы помочь ему. Потом наступила ночь, и крики прекратились, а утром наверху церковной башни лежала куча костей, начисто обглоданных, но в крови. Говорят…

— Пастушка Марта сказала мне про овец, — послышался голос от двери. Мы умолкли в изумлении. Перед нами, чуть прихрамывая, появилась Настоятельница Марта, почти такая же промокшая, как в ту штормовую ночь. Она откинула мокрый капюшон и заглянула в чан. Лицо её всё ещё оставалось смертельно бледным, вокруг глаз тёмные круги, она осторожно придерживала больную руку.

— Настоятельница Марта! Я не ожидала… Вам уже лучше? — спросила я.