Я закусила губу. Что же я делаю? Я совсем не хотела причинить боль Настоятельнице Марте, не хотела, чтобы кто-то решил, будто я не беспокоюсь о Целительнице Марте. Но я больше не верю в этот хлеб. Я всем это говорила. Я больше не могу его принимать. Она не может меня заставить.

— Я не могу, Пега. И не хочу!

Пега улыбнулась, впервые за этот день.

— Ты храбрая, как боевой петух, этого не отнять. Но тебе стоит подумать над этим, девочка. Настоятельница Марта — не из тех, с кем легко справиться, если дойдёт до драки. Если пойдёшь против неё — думаю, вам обеим достанется.

Она взяла мое лицо в свои теплые, покрытые жиром ладони и приподняла.

— Судьба щедро раздает удары, и думаю, тебе еще достанется парочка вдобавок к тем, что ты уже пережила. Но ни к чему самой подставляться под них. Побереги себя, девочка.

Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.

Я словно застыла от мягкого прикосновения её губ — меня охватило отвращение. Я снова, как в детстве, чувствовала губы отца на своём лице. С минуту я не могла пошевелиться, а потом вырвалась из её объятий и бросилась прочь из сарая.

Лужица

Лужица

Я проснулась от того, что кто-то меня тряс. Уильям присел рядом, в руках у него была каменная ступка, из которой шёл пар.

— Вот, это нам на двоих. На всех мисок не хватает. Глотни сначала ты, потом я.

— Это же не для питья, — возмутилась я. — В ней мелют, Ма в такой толкла бобы. И тут внезапно мне стало больно, я вспомнила. — Уильям, Ма пришла? Она здесь?

Он закусил губу.

— Пока нет. Но теперь стало светло, и она придёт. Давай, выпей немного, а то я всё сам заберу. Я ужасно голодный. Он подтолкнул ко мне ступку.

Мне тоже хотелось есть и пить — прошлой ночью мы не ужинали. Но похпёбка пахла плесенью.

— Что это такое?

— Не знаю, — пожал плечами Уиьям. — Но больше ничего нет.

Уильям придерживал ступку, пока я сделала глоток. Мне трудно было охватить губами толстый каменный край. На вкус — ничего особенного, кислый эль и травы, а в основном вода, горькая и мутная, но в животе заурчало, и я выпила.