– Аин. Башня, – бормотала Лейла на бегу, петляя между костров. – Она не должна пасть.
* * *
– Башня! – визжал султан. – Она должна атаковать. Не через неделю. Не завтра. Сегодня! Сейчас! Прямо сейчас!
Хамза стоял позади группы мужчин, на которых орал султан. Он был рад, что его пока не заметили. Ярость султана была лесным пожаром, который в любую минуту может сменить направление. Когда Хамзу вызвали, он решил, что Мехмед желает наказать своего нового адмирала за очередную неудачную попытку захватить бон, мешающий объединить два турецких флота. Хамза боялся, что, как несчастный Балтоглу, скоро почувствует удары
– Ты нужен нам, старый друг, – сказал он, приветствуя Хамзу. – Повелитель не слушает меня, но, возможно, прислушается к тебе.
Хамза смотрел на мужчину, думая, не вырезала ли осада такие же глубокие морщины и на его собственном лице. Он вспомнил румяного юношу тех времен, когда они оба принадлежали к челяди старого султана. Заганос был частью дани,
Взяв его за руку, албанец отвел Хамзу в сторону и заговорил торопливым шепотом.
– Греки сегодня утром взорвали нашу мину, – сказал он. – И эти длиннобородые ублюдки ухитряются чинить каждый кусок стены, который мы разрушаем. От этого он обезумел, как ты сам слышишь.
Заганос-паша ткнул большим пальцем через плечо, в сторону неразборчивых воплей ярости, доносящихся из шатра.
– Теперь он хочет отправить туда башню, хотя она еще не закончена. Сейчас, прямо сейчас, посреди дня, прямо к той секции стены, которую защищает этот стойкий козлолюб Джустиниани. Я думаю, Мехмед собирается встать на вершине башни с мечом в руках и вызвать его на поединок.
Мужчина, вышедший из шатра, взглянул на них, и Заганос отвел Хамзу подальше.
– Ради любви к Аллаху, самому почитаемому, ты должен его остановить. Я не знаю, сколько еще неудач сможет выдержать армия. Этот дерьмолиций анатолиец уже сеет сомнения: «О, наидостойнейший, я боюсь, это приведет к последствиям. Возможно, настало время пересмотреть решения…»